Отстаивать интересы простых людей можно не только на улице, но и в Госдуме

Илья Пономарев, отстаивать интересы простых людей можно не только на улице, но и в Госдуме

— В российском обществе слово «оппозиция» практически стало синонимом слову «маргинал». Некую активность наши оппозиционеры, которых еще называют несистемной оппозицией, проявляют, но это где-то далеко и как бы не с нами. Что происходит с политической системой? Почему эти люди оказываются за бортом политических явлений и событий?

Это сознательная позиция, на мой взгляд, наших властей маргинализировать оппозицию. Потому что какая-то она неудобная. Это мнения людей, которые тебе не подчиняются, тебе не докладывают. Нельзя согласовать, что они должны говорить, что не должны говорить, и так далее. Проще сделать их маргиналами.

Тем более что в конечном итоге и парламентаризм у нас выродился в такую… Я не скажу, что это штамповочная машина (такой есть расхожий образ), но тем не менее это еще один институт власти, чтобы реализовывать повестку дня этой самой власти. Есть люди, которые говорят «за», есть люди, которые говорят «против», — они изображают дискуссию. Но в конечном итоге это должно работать как некий единый гладкий механизм.

В этом механизме, конечно, есть личности, которые механизму системно противостоят. В «Справедливой России», КПРФ, даже в ЛДПР есть такие люди, хотя их там не очень много. Но тем не менее в целом это уже отлаженная машина, которая позволяет любое решение, которое реально принимается, соответственно реализовать.

А вот те люди, которые находятся на улице, — чего от них ожидать в следующий момент? Поэтому проще их объявить агентами Запада. И постараться максимально дискредитировать в глазах населения.

— Действия властей понятны. И логика их поведения тоже ясна. А вот сами эти люди, так называемая несистемная оппозиция, реально представляют интересы общественного движения недовольных действующей властью? Вот посмотрите, Немцов, Рыжков, Милов — это люди, которые постоянно на слуху. Их в народе очень часто называют «сбитыми летчиками». Они когда-то были где-то, а теперь их нет. Нужны ли такие люди нашему обществу? Поддерживает ли общество таких людей?

Те фамилии, которые вы назвали, я глубоко убежден, что их существование в качестве несистемной оппозиции больше всего выгодно как раз самому Кремлю. Потому что в отношении именно этих людей, я считаю, что они никого, кроме себя, не представляют. И с этой характеристикой я лично согласен. Хотя у меня со многими из них хорошие личные отношения. Нормальные ребята. Тем более они достаточно искренны.

Я считаю, что нынешняя российская власть использует их в своих интересах. С этими именами в конечном итоге либо связаны впрямую крайне непопулярные реформы, результат которых мы сейчас и наблюдаем. Они в конечном итоге поддерживают ту Конституцию, благодаря которой был установлен нынешний режим государственного управления, и, в общем, с ними люди ассоциируют одни беды, которые с ними происходили. И даже те имена, которые народу особо не знакомы, типа того же Милова, которого никто, кроме тусовки, не знает, — все равно он идеологически находится в том же самом русле.

Именно поэтому эти имена на слуху, потому что очень выгодно говорить, что есть системная оппозиция, а есть вот эти люди. «Вы этих знаете?» — «Знаем». «Вы помните что они делали?» — «Помним». «Вы хотите, чтобы это повторилось?» — «Упаси Бог». И на этом разговор про оппозицию быстро заканчивается.

Есть люди, которые настоящие. Которые за свои убеждения готовы, что называется, пойти и в тюрьму, и на каторгу. И которые отстаивают и реально выражают мнения большого количества людей. Это левая несистемная оппозиция. Прежде всего, конечно, «Левый фронт». Хотя сама по себе эта организация неизвестна. Ее нет каким-то образом в значимых средствах массовой информации. Когда она в СМИ попадает, она попадает исключительно в русле опять-таки каких-то маргинальных уличных действий. «В очередной раз Удальцов с кем-то подрался. В очередной раз кого-то арестовали. Кто-то зажег где-то файер. Кто-то куда-то приковался». И, конечно, это работает на такое вытеснение этого образа из нормального поля протеста.

Но, конечно, это отражает разницу между двумя типами организаций. Пользуясь ленинским языком, может быть массовая партия, а может быть партия профессиональных революционеров. Вот, на мой взгляд, несистемная оппозиция на данный момент в России принципиально не может существовать в качестве массовой партии. Потому что массовая партия — это, во-первых, затраты, во-вторых, размытие идеологической позиции. Она может существовать только в условиях доступа к СМИ.

Когда нет СМИ, нет каналов массовой коммуникации, то остаются только радикальные тезисы. Радикальные тезисы по определению никогда не охватывают большую массу. Люди могут сочувствовать. А я не сомневаюсь, что тем тезисам, которые высказывает «Левый фронт», сочувствует очень большое количество населения. Но идентифицировать себя с этими тезисами люди не могут. Они всегда радикальны.

Имеет ли шанс «Левый фронт» стать массовой партией в ситуации раскрытия СМИ? Безусловно, имеет, но не в том виде, в котором он есть сейчас.

— Вы обозначили две группы оппозиции. «Справедливую Россию», которая себя тоже позиционирует как оппозицию, мы куда отнесем?

«Справедливая Россия» — это левая системная оппозиция. Является ли она оппозицией? Да, безусловно. Можно посмотреть просто на действия партии в целом и отдельных ее представителей, для того чтобы понять, что она является оппозицией.

— Конкретизируйте. Потому что это сказано обобщенно.

Не обобщенно, а совершенно конкретно. Самое простое доказательство. Посмотрите на голосование в Государственной думе. Там наибольшие антиподы — «Справедливая Россия» и «Единая Россия». Другое дело, что мы не выходим на улицу и не приковываем себя наручниками к зданию администрации президента.

То есть наша партия решила вести свою тактику и стратегию действий — это работать в системном некоем политическом поле. Через выборы. В парламенте. Говорить. Нас не слушают. «Единая Россия» может принимать свои решения, пользуясь пока что еще свои конституционным большинством в Государственной думе. Но тем не менее мы свое представительство в региональных парламентах на данный момент наращиваем. И наш результат неуклонно растет.

Такая вот системная оппозиция — она тоже имеет какой-то потенциал общественного восприятия. На местах наши региональные отделения, как правило, являются главными силами, которые могут защитить интересы конкретного человека. И в этом наше принципиальное отличие, например, от Коммунистической партии, с которой наша идеологическая позиция совпадает почти по всем пунктам.

Коммунисты избираются в Государственную думу. Приезжают в Москву, и в Москве они сидят и работают. Вот они ходят в Думу как часы. К ним нет никаких претензий с точки зрения посещаемости зала Государственной думы. Они всегда на месте. Они больше всего выступают по каждому вопросу — минимум три или четыре выступления от коммунистов. «Единая Россия» все время пытается ограничить количество их выступлений из-за этого. Ну на самом деле, для чего вот это? Эти выступления в зале Государственной думы? По телевизору это не показывают. А убеждать единороссов… У них все равно будет партийная дисциплина. Они все равно проголосуют так, как им сказано. Поэтому я считаю, что действия коммунистов бессмысленны.

«Справедливая Россия» совершенно по-другому действует. Она говорит: вы к нам приходите. Вот у вас есть конкретные проблемы с судом, с прокурором, с милицией, с органом государственной власти, который чего-то там не делает, что должен делать по закону. Ведь самое большое количество претензий на самом деле не в том, что законы плохие, а в том, что они не выполняются. И в таком случае депутат конкретный от нашей фракции может взять конкретную жалобу конкретного человека и помочь что-то сделать. Через депутатский запрос, через обращение в Государственную думу. Просто через то, чтобы дойти с человеком ножками к конкретному чиновнику.

И мы видим результат. У нас есть официальные приемы граждан, которые ведет каждая фракция Государственной думы. И «Справедливая Россия» — абсолютный рекордсмен по количеству приемов среди всех политических партий. Больше всего люди идут в «Справедливую Россию», потому что понимают, что от нас они получат не отписку и отфутболивание. Если что-то можно сделать, то мы это что-то обязательно сделаем.

— Получается, что со словами несистемной оппозиции о том, что если не на улице, не на Триумфальной площади, то нигде мы народу больше не поможем, вы не согласны?

Да, безусловно.

— То есть можно и в Думе работать?

Можно и в Думе работать. Другое дело, что говорить, что в этом есть большой системный политический смысл, я не могу. У нас нет политики в стране. У нас нет реальной политической конкуренции в стране. Она очень ограничена. Выборы, безусловно, идут в управляемом режиме. Говорить, что они тотально нечестны, — это тоже будет неправда. Но они, безусловно, управляемы. Что ненормально для нормально работающей демократической системы. Они неадекватно отражают настроение в обществе. Люди очень часто голосуют так, потому что они либо очень часто слышат не то, что соответствует действительности, либо голосуют потому, что им об этом говорит их руководство: мол, если вы вот так не проголосуете, то нам отключат газ. Если вы не проголосуете, то нам не дадут субсидии в регион. И так далее, и тому подобное. И в конечном итоге они голосуют. Это тоже надо признать.

Если бы была полноценная политика, то я думаю, что улица и парламент — они бы слились в значительной степени. Но пока это разное пространство.