Российская власть подобна хамелеону: сегодня «левая», завтра «правая», послезавтра «оранжевая»

Чем оппозиция отличается от власти?

Лев Гулько: Здравствуйте. Сегодня у нас в гостях писатель Захар Прилепин. Здравствуйте, Захар.

Захар Прилепин: Здравствуйте.

ЛГ: Тему нашей сегодняшней беседы я бы определил с помощью цитаты из Юрия Шевчука: «Что же будет с Родиной и с нами?» Она глобальна. Понятно, что все это мы не проговорим, но тем не менее. Как всегда, у нас три части. И первая часть будет посвящена оппозиции. Если позволите, я возьму за основу интервью господина Чичваркина, который сейчас находится в Лондоне. Вроде он тоже оппозиционер. В интервью еженедельнику «Собеседник» он много чего рассказывает — как вывез деньги, как положил в пакет и вывез. Меня привлекло его высказывание: «У российской оппозиции нет идеологии, которую она могла бы противопоставить нынешней». Поэтому они все и проигрывают (это я заканчиваю за господином Чичваркиным). Как вы считаете? Действительно, как говорят многие эксперты, что оппозиция может противопоставить? Лозунги те же, что и у власти.

ЗП: Понятно. Но эта ситуация давняя. Она начала складываться с приходом к власти Владимира Владимировича Путина, когда вдруг неожиданно выяснилось, что в нужные моменты власть приобретает выгодные для себя окрасы. Когда власти необходимо, она может быть правой. Когда ей нужно, она будет левой. Когда ей нужно, она будет, не знаю, либеральной. И оранжевой может стать. Оппонировать власти в наше время действительно сложно. Ленину было достаточно просто оппонировать. Потому что там было… Монархия — она и есть монархия…

ЛГ: Прямо противоположные лозунги.

ЗП: Да. А здесь совершенно невозможно, потому что они немедленно воруют. Чем занимаются Владислав Юрьевич Сурков и все его молодежные организации? Они просто тупо воруют все то, чем занималась национал-большевистская партия в 90-е годы. То, чем мы сегодня уже не занимаемся, они у нас тырят и выдают за свой креатив. Поэтому, безусловно, заниматься политикой сложно, но я в подходе Чичваркина все-таки вижу некое чистоплюйство. Потому что, безусловно, идеология есть. И у, скажем так, лево-патриотической оппозиции, и у либеральной оппозиции идеология есть, и идеологии этой просто ешь не хочу. Что сформулировано в газете «Завтра» о слиянии белой и красной идеи и что формулируется, условно говоря, в «Новой газете» и на «Эхе Москвы», — там все разложено по полочкам.

ЛГ: Захар, вы только что сказали, что власть тут же подхватывает эти лозунги. Параллельно.

ЗП: Получается, что власть просто ворует.

ЛГ: Да. Но оппозиция на то и оппозиция. Она должна быть готова к этой ситуации.

ЗП: Она должна чем-то отличаться от власти и что-то придумывать.

ЛГ: Как тогда я как обыватель должен реагировать? И те говорят, что тебе будет лучше, и эти говорят, что будет лучше. Но у этих, я имею в виду власть, вроде возможностей больше. А те еще не пришли никуда.

ЗП: Таким образом граждане и будут рассуждать до тех пор, пока не сорвет крышку у чайника и у нас не начнется маленький Египет или что-то в этом роде.

ЛГ: Эксперты говорят, что у нас не сорвет крышку.

ЗП: Ну как не сорвет?!

ЛГ: А почему ее должно сорвать?

ЗП: Если говорить о реальных предпосылках для подобных буйств, то их, безусловно, нет. И я так для себя определил: для того чтобы в России, не дай Бог, произошло что-то подобное, нужна череда катастроф экономических, геополитических, террористических — по принципу фишек домино. Когда это все начнет щелкать, когда Кущевская и Домодедово будут происходить уже повсеместно, вот это может тронуть.

ЛГ: Каждого тронет.

ЗП: Каждого пятого. Тем не менее я думаю, что 80 процентов населения страны прекрасно понимают, что у власти риторика одна, а практика другая. И все прекрасно понимают, что это разные вещи.

ЛГ: Нам не привыкать. Знаете, почему некоторые эксперты говорят, что у нас не будет так, как в Египте? Потому что мы страна в общем немолодая. У нас населения от 25 до 35 лет значительно меньше, чем за 40. А они уже совершенно не бунтари. И это понятно. Их жизнь уже в другую сторону идет. Поэтому не хочется никакого бунта. Хочется нормальной, спокойной жизни. В этом еще одна из проблем.

ЗП: Для этого надо не так много людей. Сто тысяч человек. В Москве сколько, десять миллионов? Да? Это же один сотый!

ЛГ: В Москве вместе с приезжими миллионов тринадцать, наверное.

ЗП: Тем более. А для событий, подобных египетским, нужно 3—5 процентов населения. У нас молодежь еще, слава Богу, не вся вымерла. Поэтому я бы не стал говорить, что проблема в том, что страна тотально старая. Нет. Проблема пока не в этом. Проблема в том, что пока еще каждого не торкнуло. Хотя, повторю, уровень самосознания и понимания происходящего в стране, безусловно, очень высок.

ЛГ: Конечно. Нам же не привыкать. Мы и в советское время, если кто помнит, жили точно так же. Власть говорила одно, делала другое. А человек делал третье.

ЗП: Не буду вступать с вами в спор, потому что он не касается нынешнего момента. Я думаю, что сейчас ситуация еще более неприятная. Потому что…

ЛГ: Потому что нет правил игры.

ЗП: Да.

ЛГ: Тогда были правила игры, которые соблюдались и теми и другими. Мы знаем, что вы знаете, что мы знаем... А сейчас ничего нет. Поэтому последний вопрос по этой теме. Какая задача должна быть у оппозиции? Раскачать лодку по египетскому сценарию, как говорят многие? Или такая просветительская функция?

ЗП: Мы не очень хорошо понимаем, что произошло в Египте. Я не о нас с вами говорю, о том, как интерпретируются египетские события. Я в этой стране был. Со многими корреспондентами переписываюсь. Мы представляем себе египетские события как веселье, которое срежиссировано и спрограммировано кем-то — то ли братьями-мусульманами, то ли американцами. На самом деле это, безусловно, не так. К мусульманам, которыми нас пугают, они вообще не имеют ни малейшего отношения. Братья-мусульмане до сих пор не смогли и, видимо, уже не смогут возглавить все это буйство.

ЛГ: Сейчас их официально признали. Все нормально.

ЗП: Отвечая на ваш вопрос, я хочу сказать, что единственная задача — это формирование если не власти ленинского типа, то политической элиты, которая будет готова взять власть в тот момент, когда власть самоустранится от власти. Простите за тройную тавтологию. Понятно, о чем речь?

ЛГ: Да.

ЗП: Формирование элиты, которая в случае египетских или каких-либо иных событий будет готова совмещать риторику и практику в этом государстве.

ЛГ: То есть оппозиции нужно сначала между собой договориться.

ЗП: Между собой договориться. Но я думаю, что на этом направлении уже есть кое-какие успехи. По крайней мере, придя в уличную политику лет десять назад, я и представить себе не мог, что спустя десять лет мои основные возможные оппоненты, в том числе и вы, станут в каком-то смысле моими товарищами. У нас гораздо шире поле для договоренностей, чем раньше. Это сделала власть. Она нам, конечно, помогла в каком-то смысле.

ЛГ: Ну и, естественно, хочется, чтобы переход власти из одних рук в другие был мирным. На этом давайте мы закончим первую часть нашей передачи. И во второй части поговорим о том самом человеке, который выходит — не выходит, голосует — не голосует. Что его раздражает? Там есть одни момент, на который надо обратить внимание.