Закошмаривание бизнеса российскими силовиками поставлено на поток

Уже в начале «нулевых» стало ясно, что с новыми хозяевами бизнесу иметь дело будет тяжелее, чем с «братвой». Криминалитет и сам не брезговал заниматься незаконными коммерческими операциями, а крышевание бизнесменов, работавших по «белым» либо «серым» схемам, было для него хоть и важной, но не единственной статьей дохода. Сотрудники же МВД, ФСБ и иных правоохранительных органов осознавали, что, кроме вытягивания денег из бизнесменов и отъема активов, других способов разбогатеть у них нет.

А разбогатеть всем очень хочется. Отсюда феноменальная жадность силовиков, абсолютное бесчестие в части соблюдения договоренностей, отсутствие каких бы то ни было «понятий» и четких правил, соблюдая которые попавший в разработку «коммерс» мог бы себя обезопасить.

Наиболее часто встречающаяся схема коррупционного наката силовиков на коммерческие структуры предполагает найм «правоохранителей» какими-либо заинтересованными лицами — конкурентами, партнерами, желающими взять бизнес под единоличный контроль, чиновниками и так далее.

Бывают и случаи, когда занимаются «дербаном» сами силовики. В частности, в успешных бригадах «черных риелторов» всегда присутствуют чиновники либо «менты». В случае, если силовики атакуют бизнес сами, а не по наемнической схеме, то они сами же и получают часть атакуемого актива (вариант — их родственники, друзья в доле, кумовья, сватья и прочие «деловые партнеры»).

Главный, фактически безотказный инструмент достижения победы для силовиков — уголовное дело либо угроза его возбуждения, чаще всего небезосновательная. Фальсификация доказательств — неотъемлемый атрибут дел такого рода. Следствие либо заказчик фальсифицируют доказательства, в основном изготовляя подложные документы. Также заказчик приводит свою команду «свидетелей», которые дают заведомо ложные показания против жертвы. Следствие, разумеется, отдает приоритет таким показаниям в ущерб показаниям иных, незаинтересованных свидетелей, отказывает в ходатайствах заказанной жертвы о вызове свидетелей либо приобщении доказательств.

Пример креативности при составлении ложной доказательной базы: изъятые при обысках документы и печати в дальнейшем используются для создания фальшивок. Изъятое может также быть передано заказчику для его целей.

Наиболее распространена неявная фальсификация, суть которой заключается в простой выборке нужных материалов из общей базы доказательств. Ненужные доказательства невиновности отсекаются, либо не принимаются изначально, либо уничтожаются, либо выводятся в иные уголовные дела, которые потом закрываются, приостанавливаются и пылятся в архиве, пока их не сожрут мыши (тактика расчленения уголовного дела). В самом грубом «белошвейном» случае доказательства невиновности просто игнорируются — сначала следствием, а затем судом. В итоге вместо объективной картины мы получаем однобокую, обвинительную для жертвы.

Угрозы, уголовные дела, показательные обыски с участием спецназа в масках — все направлено на то, чтобы сломить у строптивой жертвы волю к сопротивлению и заставить ее сдать актив.

Когда жертва сдается и интерес заказчика исчерпывается, уголовное дело все равно продолжает жить. Здесь может быть и мотив мести, и полной «зачистки хвостов» путем посадки объекта разработки. Также мотивом может быть желание держать заказанный объект на крючке, чтобы «не рыпался».

А часто уголовное дело попадает в область отчетности, в просторечии палок, — ведь его просто так уже не закроешь, поскольку закрытие надо обосновать, а для этого придется признать, что следствие было неправо, чего силовики очень не любят делать.

В лучшем случае дело закрывают в суде, причем по нереабилитирующим обстоятельствам — например, переквалифицировав статью на менее тяжкую и закрыв дело за сроком давности. Кроме того, в суде могут «выписать» условный срок либо дать срок «за отсиженное», если жертва находилась в СИЗО. Но это, увы, весьма гуманные варианты развития событий...

Владимир Жеребенков, адвокат, бывший старший следователь Следственного комитета при МВД РФ

Если раньше ставка при отъеме собственности делалась на бандитов, то теперь ситуация изменилась. Сейчас очень модны рейдерские захваты с привлечением государственных силовых структур.

У меня лежит надзорное дело. В одной компании заместитель руководителя оговорил своего шефа, заявив, что тот принимал участие в заказном убийстве. Якобы приказ исходил непосредственно от самого руководителя. Киллер о нем не знает, знаком лишь с заместителем, с которым и общался. В результате руководителя арестовали. Пока он сидел, деньги со счетов компании испарились. Заместитель уже переправил их в другие места. Шефа освобождают, и сам он этому, конечно, рад, но денег-то уже нет.

С другой стороны, известна масса случаев, когда против предпринимателей напрямую работали сотрудники правоохранительных органов. Ведь силовые структуры имеют возможность проводить в отношении руководителей и самих компаний оперативно-разыскные мероприятия, прикрываясь борьбой с терроризмом, экстремизмом и тому подобным, — проходить в помещения, просматривать почтовую корреспонденцию, прослушивать телефоны. А при осмотре, к примеру, помещения всегда есть возможность оставить какую-то печать, документ, «обнаружение» которого может стать основанием для дальнейшей работы с этой компанией.

Так произошло в Северо-Западном административном округе Москвы. Во время изъятия документов в одной из фирм прокурорские работники подбрасывали печати, потом их «находили» и объявляли липовыми. В отношении фирм начиналась работа, изымалось имущество. Далее с помощью Росимущества делалась копеечная оценка собственности. И она продавалась по этой низкой цене. То есть захватывалось не само предприятие, а имущество.

Такое происходит сплошь и рядом. Идет серьезный передел бизнеса за счет силовых структур. Рейдерские схемы стали настолько обыденным явлением, что президент решил поднять этот вопрос. Чтобы руководителей компаний не арестовывали по экономическим делам, а разбирались по ним, пока те на свободе. Ведь рейдерство подрывает основы экономики. А у людей пропадает вера в возможность работать.

Кирилл Кабанов, председатель Национального антикоррупционного комитета России

Система — это не частная лавочка, а отлаженная работа целых межведомственных групп — прокуратуры, следственного департамента МВД, ФСБ и других силовых органов. Мы это видим на примере «дела Магнитского», когда в нем участвовали и прокуратура, санкционируя все действия следствия, и, собственно, следственные органы МВД, и, по нашим данным, сотрудники ФСБ.

Меры противодействия всему этому — расследовать подобного рода дела через статью 210 Уголовного кодекса «Организованное преступное сообщество». Но расследование таких дел — огромная проблема. Ведь эти «межведомственные группы» по отъему бизнеса созданы не лейтенантами, их деятельность — основной источник дохода достаточно влиятельных лиц.

Проблема заключается еще и в том, что даже явно незаконные действия следственных органов без проблем утверждаются судами, получая статус законных решений, после чего к следователям уже не может быть никаких претензий. «Суд же принял наши доводы», — говорят следователи.

А вот это самое страшное. Именно поэтому нужна реальная судебная реформа, от которой говорил президент. Нужна беспристрастная, нейтральная инстанция — суд.

Яна Яковлева, председатель некоммерческого партнерства «Бизнес-солидарность»

Возбуждение уголовного дела по экономической статье — это уже хорошо отработанная схема. Вариаций ее много.

К примеру, в случае предпринимателя Алексея Козлова суд рассматривал некое абстрактное как бы преступление, которое увидели милиционеры, поскольку потерпевший в этом деле отсутствует. И то, что потерпевшего нет, свидетельствует о том, что предприниматель никому не нанес вреда. Тогда непонятно, исходя из чьих интересов его судят? Если пострадало государство, то оно должно предъявить иск. Если пострадали какие-то старушки, то именно они должны прийти в суд и сказать, что их обокрали. А бизнес часто судят абстрактно.

Практика заказных дел широка. Нет такой статистики, что на каждые 10 дел — 9 заказных. Однако я знаю, что каждый шестой предприниматель подвергался уголовному преследованию. Обоснованно или нет — это уже другой вопрос.

Если брать 159-ю статью «Мошенничество», то по ней, на мой взгляд, все бизнесмены привлечены необоснованно. Поскольку сама статья сформулирована широко, размыто и опирается на то, что следствие должно доказать умысел человека. Это как? В голову к нему залезть, что ли? Есть дела, возбужденные по 159-й статье, которые были обоснованы только тем, что следователь догадался об умысле человека.

В настоящее время подобных дел огромное количество. Накопилась критическая масса. И уже невозможно молчать о данной проблеме. Это стало репрессией против целого класса предпринимателей.

Изменить ситуацию можно только одним способом — должна быть государственная программа борьбы с коррупцией.

Материал подготовили: Роман Попков, Сергей Шурлов, Елена Боровская, Елена Славолюбова, Александр Газов