Возвращение Путина в Кремль. Россия и США. Партии в преддверии выборов

Съезд «Единой России» был замечательной театральной постановкой

Лев Гулько: Здравствуйте. Наша сегодняшняя беседа посвящена судьбе страны. Вот так прямо, если брать высоко. В качестве эксперта у нас Александр Алексеевич Нагорный, заместитель главного редактора газеты «Завтра». Здравствуйте, Александр Алексеевич.

Александр Нагорный: Добрый день.

ЛГ: Мы немножко обсудим тот самый судьбоносный съезд и вообще ситуацию после того, что случилось. Как всегда, у нас три части. В первой части поговорим о том, какой у нас расклад сил, что у нас произошло. Ну да, один сменил другого, сменит, если говорить совсем точно. Что случилось? Каково положение политических партий? Давайте в первой части об этом поговорим.

АН: Знаете, съезд был такой замечательной театральной постановкой. Причем режиссеры, постановщики и сценаристы не скупясь расходовали средства и энергию. 13 тыс. человек сидели в зале. Замечательно. Но все это моделировалось по американским лекалам. И сцена, и трибуна. Все это, так сказать, чисто американский...

ЛГ: Надо использовать опыт.

АН: Да. Но дело в том, что американские съезды не наполнены политическим содержанием. Там присутствует уже готовый кандидат со своей программой. Это не очень хорошо. А наши доморощенные… взяли эту манеру и фактически выхолостили все содержание, которое должно было быть на съезде. И поэтому они собрали 13 или 15 тыс. зрителей, которые поднимали руки. Я такого не помню даже в славные времена КПСС.

ЛГ: Да. Съезды КПСС были менее наполнены флагами, кричалками.

АН: Хотя все это тоже было, между прочим.

ЛГ: Было. Но там все было строже и аскетичнее.

АН: Да, строже и аскетичнее. Там каждый выступал и говорил что-то содержательное. Я помню, например, как Шеварднадзе воспевал Брежнева. Другие рассказывали о своих экономических успехах и так далее. И там можно было проследить эволюцию коллективного мышления. Здесь пустота. К сожалению — или к счастью.

ЛГ: То есть, как сказал бы Станиславский, не верю.

АН: Да. Появление тандема рука об руку. Они почти за руку друг друга держали. Очень трогательно. Вы знаете, у меня даже слезы навернулись. Я вспомнил свой детский сад. У меня там была подруга, и мы тоже ходили рука об руку. И нас тоже называли тандемом. А дальше мы увидели хорошо разыгранную рокировочку, или, как говорил наш незабвенный Борис Николаевич, загогулину. Причем, должен сказать, мне понравились оба актера. Прекрасно говорят, прекрасно держатся. Это относится и к Владимиру Владимировичу, и к Дмитрию Анатольевичу. Но Дмитрий Анатольевич был несколько грустен. У него были круги под глазами, и казалось, что все-таки он переживает. У меня было такое ощущение.

ЛГ: Переживает из-за чего? Из-за того, что все надежды демократической общественности были направлены на него, а он их не оправдал?

АН: Я думаю, и из-за этого тоже. Кроме того, он за эти четыре года привык быть на первом месте. Он многие вопросы решал самостоятельно. Назначения и так далее. И все это в один момент неожиданно свернулось. Надо сказать, что произошедшее отчетливо высветило совершенно удивительную суть нашей политической системы. Любят говорить: византийская, макиавеллистская. Можно давать разные характеристики. Но ведь, как ни парадоксально, даже самые близкие и к одному, и к другому центру люди были практически ошарашены. Они не знали. Например, замечания Дворковича в «Твиттере» ясно показывают, что он был не в курсе дела.

ЛГ: То есть это не игра?

АН: Они были искренне ошарашены и расстроены.

ЛГ: Это было видно по реакции.

АН: Конечно. То же самое относится к Кудрину, который неожиданно понял, что он не у дел, что его прогоняют с золотого места.

ЛГ: Вы имеете в виду с места вице-премьера?

АН: Вице-премьера, который отвечает за все финансы.

ЛГ: Он же сказал, что никогда не будет работать… Вы это имеете в виду?

АН: Да. Безусловно, там были расхождения. Все-таки это не марионетка (я имею в виду Дмитрия Анатольевича Медведева), и у него был свой аппарат. И этот аппарат так или иначе сталкивался с другим аппаратом. Вопросы решались в противоборстве. Это естественный процесс, но отнюдь не демократический. Хотя демократия — вещь довольно условная.

ЛГ: Хорошо. Давайте тогда поговорим о судьбе политических партий в этом контексте. Потому что, наверное, все каким-то образом поменяется. Во всяком случае, направление их движения или отношение к ним.

АН: Вы знаете, очень трудно говорить о состоянии российского или русского общественного мнения, потому что мы не имеем аутентичных и правдивых социологических исследований. Чаще всего они искажены. То, что делают у нас официальные социологические службы, — это подгонка и манипулирование. В свое время, учась в аспирантуре, я изучал американские опросы общественного мнения как инструмент формирования оного. Но у нас это делается еще грубее.

ЛГ: Я-то хотел спросить о том, каковы будут правила игры в отношении политических партий. Ведь, наверное, какие-то правила игры были. «Справедливая Россия»? Она будет заниматься этим и этим. «Правое дело»? Давайте поиграем с правыми.

АН: Вы знаете, в данном случае я не сторонник теории заговора. Я думаю, что у кремлевской верхушки были разные схемы проведения избирательной кампании. Одну из них олицетворял Вячеслав Сурков — наш ведущий идеолог.

ЛГ: Серый кардинал, как его еще называют.

АН: Вообще, он замечательный человек, очень умный. Он, правда, похож на одного комедийного актера, но очень симпатичный, очень вальяжный. И он, конечно, научился за эти годы манипулировать процессом и в Думе, и на выборах. Мне кажется, что у него была другая схема и эта схема была сломана в последний момент. Он продвигал «Правое дело». Видимо, он был сторонником того, чтобы из Прохорова сделать некое политическое явление, обеспечить ему поддержку, дабы его «Правое дело» прошло в Думу, тем самым продемонстрировав Западу, что у нас в парламенте есть и либералы. Кроме всего прочего, он рассчитывал, что такая партия станет крайне либеральным крылом, а «ЕдРо» как бы сместится к центру. И избирателям можно будет сказать: друзья, голосуйте за центристскую партию, мы же самые здравомыслящие.

ЛГ: Да. Есть либералы, есть консерваторы. Вот и хорошо.

АН: А с левого фланга был бы Геннадий Андреевич Зюганов, который олицетворял бы коммунистическую патриархальную систему, плюс социал-демократы, которые группировались бы вокруг «Справедливой России». У нее, кстати говоря, неплохие процентовки в последних опросах. Семь процентов она набирает. И вся эта схема оказалась внезапно поломанной.

ЛГ: На этом съезде?

АН: До съезда. Когда «демонтировали» Прохорова. Ведь «демонтировали» его ужасно оскорбительно — и для самого Прохорова, и для людей, которые придумывали эту стратегию избирательной кампании. Первые элементы надлома проявились тогда, когда летом внезапно возникла концепция «Народного фронта». Коллеги, работающие в различных сегментах «ЕдРа», рассказывали мне, что они были ошарашены, что это была совершенно внезапная вещь, идущая против продуманной стратегии. И действительно, «Народный фронт» неожиданно начал в себя всасывать, откусывать. И в громадном ядре появилась шелуха, начался хаос, и так далее, и так далее. И было понятно, что Путин создает «Народный фронт», чтобы обеспечить, с одной стороны, противовес, куда можно будет уйти, а с другой — более широкую связку с народными массами. Ведь, судя по замерам общественного мнения, которые делались независимыми структурами, в регионах жуткая ситуация с популярностью «ЕдРа».

ЛГ: Давайте мы на этом пока остановимся. К регионам, народу и всяким замерам мы вернемся в третьей части. А во второй поговорим об отношении Запада к тому, что случилось. Они же тоже должны были как-то прореагировать. У них же тоже были какие-то мысли.

АН: Может, я закончу с этой ситуацией слома…

ЛГ: Давайте в третьей части. Пусть останется такая небольшая интрига, чтобы народ никуда не уходил и слушал все три части.

АН: Хорошо. Попытаемся их завлечь.