Митинги в поддержку премьера. События в Лермонтове. Ошибки власти и идеальный сценарий для Путина

Митинги за Путина не имеют политического значения

Елена Лукьянова: Здравствуйте. У нас в эфире очередная еженедельная передача «Ресет». К сожалению, нашего постоянного ведущего Льва Гулько с нами нет, поэтому веду передачу я, Елена Лукьянова. У нас сегодня в гостях столь приятный мне и безумно талантливый человек политолог Станислав Александрович Белковский. И мы начинаем обсуждать нашу первую тему.

Стас, прошли митинги, которые кто-то называл шабашем, а кто-то — путингами. И показывали, что на них действительно было очень много народа. Там было много людей, которые в отличие от посетителей «Фейсбука», от людей Якиманки, Болотной и проспекта Сахарова действительно хотели Путина, хотели стабильности. Такой стабильности, как они сами ее понимали. Например, одна женщина сказала, что она хочет купить себе норковую шапку. Если будет кто-то, кроме Путина, то ей не удастся это сделать. Что это такое? Каково состояние нашего общества? Какова линия водораздела, которая проходит сейчас между нашими гражданами?

Станислав Белковский: Я думаю, что никакого водораздела нет. Люди, которые собирались вчера, в основном собирались по разнарядке, за деньги или с помощью административного ресурса. Купить норковую шапку — это, конечно, пародия на норковую шубу, которую сторонники Путина объявили символом Болотной площади, потому что там было много гламурных персонажей в норковых шубах типа Ксении Собчак или Божены Рынска. Но это все несерьезно. Это еще раз доказывает, что никакой реальной поддержки со стороны активной части общества у Путина нет. Активная часть общества представлена на Болотной площади, на проспекте Сахарова. А как учит нас мировая история начиная с шумеро-аккадской цивилизации, именно эта часть общества и делает историю.

ЕЛ: Ну все таки… Хорошо, разнарядка. Я тоже об этом знаю, вчера мне многие рассказывали, как их на работе заставили пойти на эти митинги. Некоторые пошли за деньги.

СБ: За 500—900 рублей. Не очень большие деньги. Норковую шапку не купишь.

ЕЛ: Как продается совесть? Как далеко вперед должны смотреть люди, чтобы за такие деньги…

СБ: Это же не активная часть общества, которая движет страну вперед. Это люди, для которых 900 рублей имеют какое-то значение. Ну и слава Богу.

ЕЛ: Каков же должен быть процент активной части общества?

СБ: Два процента.

ЕЛ: Достаточно?

СБ: В свое время, в 2007 году, когда Михаил Михайлович Касьянов собирался баллотироваться в президенты, я советовал ему издать книгу «Два процента». Вы знаете, что у него есть такое прозвище. Я думаю, что у любого покупателя в книжном магазине рука потянулась бы за книгой с таким названием. Но содержание было бы другим. Там шла бы речь о том, что именно два процента общества, составляющие активную его часть, решают все, и что самое главное — сформировать эти два процента. До декабря минувшего года я был скептичен в отношении того, найдется ли эта критическая масса. А сейчас я скорее оптимистичен. Она уже есть.

ЕЛ: То есть два процента общества могут поменять ход истории?

СБ: Абсолютно верно.

ЕЛ: Но ведь они же не могут поменять результаты голосования, основанного на административном ресурсе. Или тоже могут?

СБ: Все могут. Это уже происходит. Мы с тобой хорошо помним горбачевскую перестройку. Правда, тогда у нас не было возможности вещать что-то в прямом эфире, но мы сидели на кухне. И думали, что, конечно, сейчас всех кинут, ничего не будет. Но с каждым днем ситуация менялась, буквально с каждым днем. То же самое происходит и сегодня. Разве еще вчера мы могли мечтать о том, что Кремль сам, по собственной инициативе внесет законопроект о прямых выборах губернаторов, пусть даже при наличии президентского фильтра, который, я уверен, будет отменен в ближайшее время? Или законопроект о регистрации партий? Не могли. И это все из-за Болотной площади и проспекта Сахарова.

То есть все выступления активной части общества кардинальным образом влияют на то, что происходит в стране. И в значительной степени это связано с тем, что правящая элита хочет легализоваться в международном пространстве. Она хочет стать полноценной составной частью мировой элиты. Выбора нет, потому что такова логика той системы, которая была построена. И можно сколько угодно кричать о недопустимости ливийского сценария или о том, что мы все сейчас умрем под Москвой. Но умирать-то никто не собирается. И в первую очередь не собирается умирать тот, кто к этому призывает, — Владимир Владимирович Путин.

ЕЛ: Я тоже считаю, что точка невозврата пройдена. Но у меня такое ощущение, что сами законопроекты, принесенные сегодня в Думу, на самом деле лежали готовенькие на случай...

СБ: Это Кремль всем сейчас говорит, что все уже было готово и Болотная площадь с проспектом Сахарова ни на что не повлияли.

ЕЛ: Наоборот. Они лежали готовенькими на тот случай, если возникнут Болотная площадь и проспект Сахарова.

СБ: Я не думаю, что кремлевские люди столь дальновидны. Да, там была масса вариантов. Но если бы 10 декабря 50 тысяч человек не вышли на Болотную, то ничего бы не было. Скажу больше: если бы 5 декабря Навальный, Яшин и еще несколько человек не пошли на прорыв, то не было бы ни Болотной площади, ни, соответственно, того, что мы сегодня видим. Поэтому все это, безусловно, результат самоорганизации и целенаправленной активности гражданского общества.

ЕЛ: То есть путинги действительно являются всего лишь путингами?

СБ: Это вообще не имеет никакого значения. Это только для отчетности в рамках предвыборной кампании Владимира Владимировича Путина, чтобы было куда списывать деньги. Никакого политического значения это не имеет, потому что даже те люди, которые в этом участвуют, не верят в реальность происходящего.

ЕЛ: Хорошо.

Ценность происходящего в Лермонтове

ЕЛ: Еще одна новость недели. Электронные СМИ и блогеров взбудоражили события в Ставропольском крае в маленьком 20-тысячном городке Лермонтов, где начали голодовку депутаты горсовета, которым отказали в регистрации. Собрать-то им надо было всего по 29 подписей. И эти 29 подписей не были признаны действительными. И люди начали голодовку. Что бы это значило? Это что, революция охватывает Россию? Или это все-таки что-то другое, из другой породы? Другого рода недовольство, чисто ставропольского разлива?

СБ: Юг России всегда был самым сытым мегарегионом. И ожидать, что именно юг взбунтуется, можно было в последнюю очередь. Поэтому думаю, что события в Лермонтове все-таки типичны. Просто людей достало. Главное, что появилось сегодня в России, — это желание быть Европой. И, как ни странно и ни смешно, появилось это во многом благодаря Владимиру Владимировичу Путину. За 12 лет его фактического правления сформировался класс русских европейцев. Дело в том, что мечта быть европейцами, оставаясь при этом русскими, вообще характерна для наших сограждан. Эта мечта культивировалась многие столетия. И, возможно, в последние 12 лет впервые возникли предпосылки для ее реализации. И когда к русскому человеку выходят и говорят: «Знаешь, милый, ты не будешь европейцем, а будешь азиатом», — это уже неприемлемо.

Ставропольский край, повторю, относится к тем регионам, которые всегда были лояльны власти — и в силу экономических причин, и в силу ментальности. Менее лояльными были как раз северные регионы. Давайте посмотрим на результаты думских выборов. В Архангельске «Единая Россия» набрала 31 процент, в Ярославле (это Центральная Россия) — 29 процентов. На юге гораздо больше. Но тем не менее люди постепенно приходят к тому, что все, хватит. Всему конец. Мы не хотим жить ни в Китае, ни в Северной Корее. Россия — это Европа.

ЕЛ: Ну не знаю. Когда на выборах 4 декабря мне пришлось стоять на участках, у меня совершенно не возникало мыслей о том, европейцы мы или нет. Просто было очень обидно и противно, когда грубо нарушали закон и грубо отнимали голоса.

СБ: Мыслей таких и не должно быть. Это должно быть органично. Если обидно, что отнимают голоса, —  значит, ты европеец. Потому что азиаты смиряются со всем, что происходит. Они абсолютные детерминисты. Собственно, вся кардинальная разница между Европой и Азией, если не рассуждать об этом много часов подряд, заключается в том, что европейская культура персоналистская, она исходит из прав личности, а азиатская культура неперсоналистская и исходит из того, что личности нет.

ЕЛ: Но при всем при этом...

СБ: Поэтому, собственно, в Европе, в европейских религиях есть личный бог, а в азиатских религиях личного бога нет. Есть некая субстанция бога.

ЕЛ: Но те же самые голодающие в итоге признали, что они хотят, чтобы их спас Путин.

СБ: Они абсолютно зомбированы Путиным и возлагают на него определенные надежды. Но это никак не меняет саму суть и содержание их запроса. Они хотят, чтобы все было по-честному, по-европейски. И в тот момент, когда они окончательно убедятся, что Путин не в состоянии решить эту задачу, они решат ее без него.

ЕЛ: И так будет проходить по всей России?

СБ: Конечно.

ЕЛ: В разных ситуациях?

СБ: Я считаю, что Лермонтов ценен именно тем, что этот город, как и южный регион в целом, в наименьшей степени годился для какого-то протеста. Но тем не менее протест случился. Это значит, что все — некий фазовый переход уже совершен. Даже в самых благополучных и лояльных регионах доверия к существующей власти и существующей системе власти больше нет.

ЕЛ: Вот такой вывод.

Ошибки власти и идеальный сценарий для Путина

ЕЛ: Еще одна новость, которая, правда, прозвучала не так широко, как голодовка кандидатов в депутаты в городе Лермонтове, но все-таки была выловлена журналистами и попала на ленты новостей. Некий таинственный взрыв в городе Сарове, более известном как Арзамас-16. Давно не проходило известий о таких взрывах. И когда начали разбираться, что же произошло в Сарове, что за неядерный и неопасный взрыв, то журналисты, специализирующиеся по проблемам атомной энергетики, вдруг рассказали, что за последнее время в этой области было огромное количество чрезвычайных ситуаций и что все мы, скорее всего, живем под угрозой некой катастрофы. И эту ситуацию от населения упорно скрывают.

СБ: Это совершенно очевидно. Можно провести бытовую аналогию: если ты не чинишь свой водопроводный кран, то рано или поздно его прорвет. Так и здесь. На протяжении почти 30 лет воспроизводства высокотехнологичной сферы не происходило. И ядерная энергетика, и все прочие высокотехнологичные отрасли находились в полном загоне. Потому что правящая элита исходила из того, что они как-то сами по себе выживут и победят. Но все в нашей реальности подвержено износу.

ЕЛ: Но ведь это очень серьезная ситуация. Это как раз та ситуация, когда государство просто обязано (может, я наивная) говорить правду народу. И обязано обезопасить…

СБ: Государство не может говорить правду народу, поскольку говорение правды народу окончательно погубит это государство.

ЕЛ: Это или вообще?

СБ: Именно это. Если есть государственные институты, которые обеспечивают сменяемость власти, которые обеспечивают реакцию и государства, и общественности на чрезвычайную ситуацию, то говорить правду можно. Но когда все держится на тотальной лжи, как происходит в нашем государстве и на чем строится предвыборная кампания Владимира Путина... Потому что то, что происходило в Лужниках, — это просто ни в сказке сказать, ни пером описать. Это что-то несусветное.

ЕЛ: Шабаш.

СБ: Да. Конечно, в такой ситуации правда смертельна. Она убойна. И Путин, может быть, даже сам понимает, что происходит. Единственное, чего он не понимает, — это то, что только его уход, причем не сейчас, а в 2008 году, мог спасти ситуацию. Он подтолкнул бы к ротации кадров, к переосмыслению того, что происходит в стране в самых разных сферах, к поиску новых людей, которые могли бы решить накопившиеся проблемы. Но сейчас он оказался белкой в колесе, которая загнала сама себя. И, конечно, они вынуждены это скрывать — как минимум до выборов.

Но для того чтобы восстановить высокотехнологичную сферу… Ведь все-таки советская модернизация принесла определенные плоды. Мы можем сколько угодно критиковать Сталина и советский строй за те колоссальные человеческие и прочие жертвы, которые были принесены, и за то, что цена этой модернизации, возможно, была неадекватной (и это во многом правда), но результат есть результат. Россия обладает сейчас колоссальным высокотехнологичным потенциалом, унаследованным от Советского Союза. Но этот потенциал нуждается в модернизации, которая должна проводиться регулярно — как минимум раз в десятилетие. Если этого не происходит, естественно, он деградирует. И то, что мы видим сегодня в Сарове, — это полное отражение происходящей деградации.

Инерционная модель развития современной России более невозможна. Поэтому я считаю, что Медведев не может быть премьером. Эта благостная картина старосветских помещиков в лице Путина-президента и Медведева-премьера абсолютно нереалистична. Нужно жесткое коалиционное правительство, способное в полном объеме оценить те вызовы, которые стоят перед страной, оценить реально существующие сегодня проблемы типа саровского взрыва и потратить пять-семь лет на глубокие реформы, направленные не на то, чтобы снискать благодарность избирателя, а на то, чтобы снискать благодарность потомков, которые гораздо важнее избирателя.

ЕЛ: Стас, мне этот сценарий очень не нравится, но как специалист по выборам я допускаю, что в первом или во втором туре они все-таки протолкнут эту кандидатуру. В первом протолкнут?

СБ: Он психологически не может идти на второй тур.

ЕЛ: А вдруг все-таки не получится?

СБ: Нет. Они, собственно, к этому нас и готовят. Если вчера нам говорили о 50—52 процентах, то сегодня уже говорят о 60 процентах, в том числе и устами Александра Волошина, символа русского либерализма.

ЕЛ: Но в «Фейсбуке» пишут господину Федорову: «Ребята, верните деньги и дайте честную экспертизу, честное социологическое исследование».

СБ: При честной экспертизе реальный результат Путина — 37—38 процентов. Значит, 20 процентов они будут вбрасывать. Это не трагедия для них. На думских выборах они вбросили 15 процентов, превратив 34 процента «Единой России» в 49, а сейчас вбросят 20, чтобы превратить 38 процентов в 58. Это качественно не отличается.

ЕЛ: Ну хорошо, продавят. Сколько еще при такой ситуации продержится этот тандем? Ведь недовольство будет только нарастать.

СБ: Тандема уже нет. Там уже нет Медведева. Все-таки тандем — это два человека, а Медведев уже никем не воспринимается всерьез.

ЕЛ: Станет он премьером.

СБ: В качестве премьера он тем более не будет восприниматься всерьез. Если даже такие лояльные режиму люди, как Михаил Прохоров и Алексей Кудрин, откровенно дают понять, что Медведев — это никуда и премьерами надо назначить их, значит, тандема уже нет. Путин остался в одиночестве. Дальше он должен понять, что уже не управляет ситуацией. Потому что никакой магией и никаким гипнозом этого накаченного ботоксом лица невозможно спасти Саров. Можно загипнотизировать простого русского избирателя, такого, как я, но невозможно предотвратить патологическую деградацию той инфраструктуры, которая была создана при советской власти и которой последние 20 лет не уделялось никакого внимания.

Поэтому, думаю, идеальный сценарий для Путина — это где-то к экватору, к середине его президентского срока или даже к 2013 году все-таки передать власть учредительному собранию. То есть созвать конституционное собрание, принять новую конституцию, объявить новые выборы и как-то тихо отползти.

Но здесь есть еще один момент. Мне кажется, что Путин находится под гипнозом, под магией «арабской весны». Как мне представляется, если бы не «арабская весна», он бы позволил Медведеву пойти на второй срок. Но когда он увидел, как Мубарака на больничной каталке везут в суд, когда он увидел, что делают с помощью черенка лопаты с Муаммаром Каддафи перед окончательным отстранением его от власти путем физического уничтожения, он решил, что все направляется извне, какими-то злобными внешними силами.

ЕЛ: Профессия у него такая.

СБ: И он решил, что Медведев не удержит ситуацию и при нем такое может случиться. Именно это и привело к ошибке 24 сентября, когда Путин решил вернуться на президентский пост. Потому что если бы он не решил вернуться, то не было бы ни Болотной площади, ни проспекта Сахарова, а активная часть российского общества все еще возлагала бы абсолютно ложные, иллюзорные надежды на Дмитрия Медведева. И этих надежд хватило бы на два-три года, которых было бы вполне достаточно для того, чтобы Кремль как-то переформатировал политическую ситуацию и сохранил стабильность. Путин совершил гигантскую ошибку, которая привела к тому, что сегодня происходит. И это огромная плата. Ведь если бы остался Медведев, то перестройка отложилась бы на несколько лет. То, что Медведев не остался, привело к тому, что перестройка не отложилась на несколько лет, что она происходит сейчас в реальном режиме. Мы помним перестройку...

ЕЛ: И чем она закончилась?

СБ: И я думаю, что, подобно Горбачеву, Путину все-таки придется… Как говорил Михаил Сергеевич Горбачев, «ЦК КПСС должно принять крайне болезненное решение о самороспуске». Сколь бы неадекватным и иллюзорным это сегодня ни казалось, так оно и будет. В ближайшие годы.

ЕЛ: Вот на этой ноте, для кого-то грустной, а для кого-то обнадеживающей, мы и закончим нашу передачу.

Материал подготовили: Лев Гулько, Тарас Шевченко, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Мария Пономарева, Александр Газов