Рост числа протестующих принципиально не меняет политическую ситуацию в России

На серию многотысячных митингов декабря-2011 — июня-2012 российские власти отреагировали своеобразно. После нескольких имитационных «уступок» требованиям протестующих восторжествовала стратегия жесткого контрнаступления.

Если в 2005 году, перепугавшись экспорта «цветных революций», Кремль ответил политтехнологическими мерами (создание многотысячных провластных молодежных организаций, имитирующих искренние порывы), то сейчас последовал ответ сугубо бюрократический, находящийся в плоскости законодательного завинчивания гаек и форсированного изменения правоприменительной практики.

Стратеги контратак 2005 года — Владислав Сурков и Глеб Павловский. Хитроумные политтехнологи. А политтехнология — это алхимия XXI века, она тоже стремится преобразовывать заурядные субстанции в драгоценности. Вот и колдовали в Кремле над превращением шустрика, близкого к «29-му комплексу», в харизматичного политика, лидера российской молодежи. Работали над реорганизацией аморфной тусовки «Идущих вместе» в движение «Наши», эдакий коктейль из ВЛКСМ и хунвейбинов.

Сегодняшний ответный удар — совершенно иной и технологически, и эстетически. Кондовый накат, тонкие схемы отброшены. Стратеги — ребята «без заморочек». Володин, Бастрыкин — это «генералы». Сидякин, Яровая — полковники и полковницы. Голоскоков и прочие юниоры — пехотная пыль.

На борьбу с улицей будут брошены параграф закона и отряды МВД, то есть некие бездушные механизмы. Задача политактива — лишь обеспечение комфортного для ОМОНа и Фемиды «правового поля».

Уже беспощадно ясно, что ни к какому «голосу улиц» власть прислушиваться не намерена, а все рекой лившиеся еще недавно сладкие речи о «перестройке 2» вспоминаются как какой-то конфуз. Все акции оппозиции Кремль намерен как минимум игнорировать, невзирая на их масштаб.

Вместе с тем оппозиция, похоже, не может предложить никакого иного сценария действий, кроме проведения все новых митингов, расширения их географии и наращивания численности. Распространенным становится тезис о том, что вот, мол, выведем мы миллион человек, и проклятый режим падет — уже в силу наличия миллиона человек на улицах.

До этого, в конце нулевых годов, когда оппозиционные акции едва набирали пять сотен участников, оппозиционные вожди в качестве главной цели работы обозначали увеличение массы протестующих. Причем речь даже не шла о ста тысячах, вышедших через несколько лет на Болотную — Сахарова. Мечтали о нескольких десятках тысяч: вот выйдет нас не триста, а тридцать тысяч, и все — Россия станет другой страной, а Путин упакует чемоданы. Вышло сто тысяч, а не тридцать. С этого момента Россия в плане уровня гражданских свобод если и изменилась, то только в худшую сторону.

То же самое и с миллионом. Вот будет стоять толпа от площади трех вокзалов до Чистых прудов. Здорово, конечно, величественное зрелище. И что? Каковы последствия такого митинга? Как на него отреагирует власть, которая в принципе решила игнорировать уличные акции любого масштаба, независимо от их численности?

Увеличение численности протестующих — важная задача, но не она сама по себе является ключом к победе. Если власть чужда политологическому и политтехнологическому анализу событий — ей наплевать, сколько людей вышло на улицу и какая там, на улице, царит атмосфера.

«Нас будет все больше и больше» — это не стратегия. Необходимо ломать голову над задачей конвертирования численности акций в конкретные политические успехи.

Комментирует Станислав Белковский, политолог

Я не согласен с тем, что во власти победила консервативная группировка. Это опровергает сам факт введения губернаторских выборов, а в ряде крупных регионов возвращены выборы мэров.

Власть мечется между желанием охладить толпу и удовлетворить активную часть общества. Владимир Путин боится толп и делает все, чтобы толпы не стали фактором влияния на внутреннюю политику, чтобы не повторился сценарий Украины, Грузии, Киргизии и тем более арабских революций. Он готов пойти на определенные уступки, чтобы активная часть общества не мобилизовала толпы.

Однако самая главная проблема оппозиции — в том, что оппозиции не существует, то есть нет авторитетов для тех, кто выходит на Болотную площадь, на проспект Сахарова. Люди выходят не за лидерами, а потому, что хотят зафиксировать свою позицию: они хотят жить в Европе, а не в Азии. Налицо запрос общества на перемены, но политического субъекта, который представлял бы этот запрос, нет. Я не был на последней массовой акции 12 июня, но там были десятки, если не сотни моих друзей. И они сказали: сцена и аудитория были абсолютно отделены друг от друга.

Нужна новая оппозиция. Я, возможно, сейчас скажу скандальную вещь, но единственным лидером, с которым мы можем говорить о смене формата политической системы, является Ксения Собчак. Почему? Потому что, во-первых, Ксения Собчак умна, во-вторых — она определенным образом интегрирована в правящую элиту и может использовать имеющиеся у нее контакты при переговорах.

Мы ведь не стремимся к тому, чтобы на место Путина пришел, скажем, Навальный и стал Путиным-2, а система осталась та же. Нам нужна парламентская демократия европейского образца. Ксения Собчак может быть модератором такого перехода.

Конечно, она не будет работать одна, в команду модераторов может войти кто угодно, но, с моей точки зрения, если бы «лицом» этой команды стала именно Собчак — это было бы очень полезно.

Материал подготовили: Роман Попков, Владимир Титов, Александр Газов