Уголовные дела против оппозиционеров. Итоги протестного года. Адвокат и политика

Уголовные дела против оппозиционеров

Лев Гулько: Наш сегодняшний гость — адвокат Сергей Беляк. Здравствуйте, Сергей.

Сергей Беляк: Здравствуйте.

ЛГ:  Как всегда, у нас три части, и первую из них мы посвятим текущим уголовным делам — той части оппозиции, которая под это попала. Какие сейчас самые громкие, самые резонансные дела?

СБ: Пожалуй, дело «Анатомии протеста — 2». А перед этим, пожалуй, Pussy Riot, которое тоже позиционировалось как политическое. До этого был Ходорковский, но уже как бы забыли.

ЛГ:  Сейчас у всех на слуху Леонид Развозжаев. Одно время пресса была наполнена сообщениями и экспертными мнениями. Потом это потихонечку стало сворачиваться и ушло с первых страниц.

Что вообще происходит с Леонидом Развозжаевым? И кто он такой? Просто одни называют его предателем, другие — героем.

СБ: Что я тут могу сказать? Я же не участвую в деле Развозжаева, поэтому могу судить только со стороны — как вы или кто-то другой.

ЛГ:  Просто вы как профессионал сделаете это лучше нас.

СБ: Развозжаев проходит по делу так называемой «Анатомии протеста — 2». Обвиняется, как я понимаю, в организации массовых беспорядков и в связях с зарубежьем — в частности, с грузинскими службами.

ЛГ:  Сейчас его пытаются связать через эти семинары в Литве.

СБ: Да. Потом еще выдвинуто обвинение в незаконном переходе границы. Вернулись к старому уголовному делу — там шапки снимали в Ангарске.

То, что это дело политическое, очевидно, поскольку это касается не только Развозжаева, но и Лебедева, и Удальцова, и Навального, и ряда других людей.

Второй момент. И Лебедев, и Удальцов, и Развозжаев будут, я так думаю, проходить по тому же делу о 5 мая.

ЛГ:  Так называемое «болотное дело».

СБ: Верно. Рано или поздно ко всем этим эпизодам и преступлениям, по которым он сейчас обвиняется, обязательно прибавится «болотное дело».

ЛГ:  Чего этим хочет добиться власть?

СБ: Власть хочет показать, что все акции протеста проходили под руководством данной категории людей. А люди эти были «руководимы из-за рубежа». То есть это «провокация против государства».

ЛГ:  То есть они «государственные преступники»?

СБ: «Государственные преступники». А те люди, которых сейчас обвиняют по «болотному делу» (их там уже с десяток), — так это просто заложники вот этих самых «негодяев».

Делается это для того, чтобы тем людям, кто уже проходит по «болотному делу», было больно, обидно, неприятно, что ты сам оказался тем бараном, которого ведут на убой.

ЛГ:  Словом, «не ходите, дети, в Африку гулять». Иначе не поздоровится.

СБ: Ну да. Что касается дела Развозжаева, то его ситуация, на мой взгляд, очень сложная. Это даже не Лебедев и тем более не Удальцов. Развозжаев попал под такой пресс, что не позавидуешь.

Во-первых, эта странная история с перемещением на Украину и обратно. Его более чем странная явка с повинной. Затем отказ от явки с повинной. Я думаю, все это вызывает сильное недовольство со стороны Следственного комитета и ФСБ, которое, безусловно, сопровождает это дело.

Без ФСБ здесь не обойтись, потому что никакие другие наши оперативники, МВД, не поедут на Украину и не будут там что бы то ни было делать. Это делается оперативными сотрудниками ФСБ и называется «оперативное сопровождение по делу».

После того как он отказался от явки с повинной, я думаю, он усугубил свою ситуацию, и жизнь у него теперь будет весьма сложной. Все эти старые дела, которые сейчас пытаются вновь возбудить, также сыграют против него.

Для чего это делается? Сейчас, насколько я знаю, его этапировали в Иркутск. Сделано это под новогодние праздники, чтобы адвокаты к нему не попали.

ЛГ:  То есть его будут продолжать ломать.

СБ: Его будут ломать в иркутской тюрьме — я полагаю, с помощью «красных», то есть «перевоспитавшихся» зэков. Это будут уже не оперативники, и ему надо быть готовым. Я думаю, адвокаты должны предупредить его, что люди это могут быть все татуированные, могут представляться, что они воры в законе и авторитеты.

На самом деле это, как правило, люди, осужденные за тяжкие преступления (вроде убийств, изнасилований малолетних и так далее). Но их «опустили» в свое время, и они работают уже на исправительную систему. Они считаются перевоспитавшимся, и они-то как раз ломают.

Будут добиваться от него, я думаю, признательных показаний — формально, по ангарскому делу. Хотя там наверняка нет ничего сложного. Дадут на него показания пара каких-нибудь осужденных и отбывших наказание людей или потерпевших. Скажут: «Да, был Развозжаев, стоял на шухере. Мы его помним».

Но основная задача, я думаю, будет опустить его на самое дно этого тюремного зазеркалья. Мол, раз ты от явки отказался, не стал сотрудничать с нами, вот мы тебя сюда и поместим. Узнаешь сейчас, почем фунт лиха.

Не удивлюсь также, если будет объявлено (Маркиным — или кто там объявляет?), что Развозжаев снова написал явку с повинной, что он раскаялся. Покажут нам видеосюжет, где он будет говорить, как он на самом деле границу пересек, кто его подговорил изменить показания.

Возможен и второй вариант, когда на него будут давить еще через этих разработчиков, тюремных сокамерников. Будут давить, чтобы он дал показания на депутата Илью Пономарева.

ЛГ:  Хорошо, давайте мы на этом первую часть закончим. Поскольку дело будет продолжаться, мы периодически будем обращаться к вам за комментариями. А во второй части поговорим о протесте вообще — какими вы видите итоги протеста.

Итоги протестного года

ЛГ:  Итак, итоги протеста. Если у вас есть какие-то соображения по этому поводу — прошу.

СБ: Я еще год назад писал в «Фейсбуке», в «ЖЖ» и просто высказывался, что вот к этому все и придет.

ЛГ:  К этому — к чему?

СБ: Протест ослаб. Я не говорю о том, слили или не слили, — эту терминологию можно опустить. Однако сам факт ослабления протеста налицо. И предложить это можно было гораздо раньше. В частности, я говорил об этом накануне второго митинга на площади Сахарова.

ЛГ:  Потому что основатели протеста замкнули его на себя?

СБ: Во-первых, они замкнули на себя. Стали разбираться и определять свое место среди организаторов протестного движения. Попытались его возглавить, хотя движение это, совершенно очевидно, было стихийным — как недовольство на выборы, которые прошли накануне.

Потом группа лиц попыталась организовать это стихийное движение. Стали собираться, решать вопросы — как там сцена, кто будет на сцене выступать первый-второй-третий. Но не это даже главное.

Во-первых, они не определились со стратегией. Это люди умные, способные, и каждый в своей области специалист. Но это не политики. Чтобы заниматься политической борьбой, нужна партия, а партии не создаются по Интернету. Все-таки партию создает идея. Идея.

А второе составляющее любой партии — наличие харизматичного, гениального (или хотя бы талантливого) лидера.

ЛГ:  Вождя.

СБ: Да, вождя. Вот эти две составляющие как раз и отсутствовали. Стратегической идеи не было, вождя не оказалось.

ЛГ:  А Навальный?

СБ: Ну, это все разговоры: вот, мы нашли вождя. Вождь должен присутствовать, он должен быть. Он может быть смешным, может сидеть пиво пить — как Ленин в Цюрихе. Смеялся-смеялся и насмешил — весь мир перевернул.

Он может быть как Гитлер. Он может быть как Сталин — очень плохо разговаривающим.

ЛГ:  Как Жириновский.

СБ: Как Жириновский — очень бурно разговаривающим. Но это должен быть харизматичный вождь, а не тот, о котором говорят, что он вождь: «Вот там где-то есть Илья Муромец; он пока еще спит, но он есть». А должен быть вождь, и должна быть, еще раз повторюсь, идея.

А какая идея? Идеи никакой нет. У всех разные идеи.

ЛГ:  Была идея честных выборов.

СБ: Это не идея политики. Это была идея народа — протест против нечестных выборов. Что касается законов политической борьбы, то для этого надо обладать политическими знаниями, кроме литературных, журналистских, еще каких-то. Надо быть юристом хотя бы…

ЛГ:  Желательно юристом.

СБ: Или хотя бы вариться в политической жизни, в политической борьбе. Гитлер не был юристом, но вся эта политическая борьба — встречи, митинги, организации, потом тюрьма — это все накладывается. Сталин тоже не был юристом, однако участвовал в политической борьбе. Это плохие примеры, но какие уж есть…

Необходимо было сформулировать не только стратегию, но и тактику. Если вы на первом митинге требуете отставки Чурова, а затем приходите на второй митинг и снова требуете отставки Чурова, и на третий — то же самое, а затем про Чурова вовсе забываете, то о какой программе может быть речь?

Законы политической борьбы требуют: раз уж вы настаиваете на отставке Чурова, а через две недели, на втором митинге, выясняется, что Чуров на своем месте, надо требовать отставки всего ВЦИКа. Или роспуска Госдумы.

ЛГ:  Надо повышать требования.

СБ: Нужна динамика. Потому-то Путин и сказал о бандерлогах. Ведь чем они были известны в той сказке? Тем, что сегодня принимали решение, а завтра забывали о нем.

ЛГ:  Спасибо. Вторая часть наша закончена. А в третьей мы поговорим о тех адвокатах, которых в прессе называют политическими. Вот кто эти люди?

Адвокат и политика

ЛГ:  Политические адвокаты. Кто эти люди? Мы можем не называть фамилии — они есть на слуху и есть в прессе. Но мне интересно, есть ли в действительности такое понятие, как политический адвокат?

СБ: Я считаю это определение надуманным. Это все с подачи самих адвокатов, которые позиционируют себя как политических, взявшись за один или два процесса, которые носили политический характер. С таким же успехом они могли называть себя адвокатами по автотранспортным происшествиям или что-нибудь в этом роде.

Но политика — это всегда более громко и ярко. Лично я думаю, что это сами адвокаты себя так называют, чтобы отделиться таким образом от других коллег, а журналисты это просто подхватывают.

Если адвокат ходит с партийным значком и говорит, что он «сине-желтый» или «красный», то тут возможны разные реакции. Коллеги, возможно, будут улыбаться, кто-то будет крутить пальцем у виска, а кто-то воспримет всерьез: да, политический адвокат.

Я думаю, ни Плевако, ни Кони не были политиками, хотя участвовали в политических процессах. Адвокат все-таки должен быть адвокатом. Адвокат — он вне политики.

ЛГ:  А у адвоката вообще могут быть политические пристрастия? Как у человека?

СБ: Могут.

ЛГ:  Они как-то отражаются на ведении дел?

СБ: На ведении дел — нет. У меня, во всяком случае, нет. У меня есть свои пристрастия, о которых я могут упоминать в «ЖЖ» или «Фейсбуке», но в работе этого нет.

Я однажды имел неосторожность поговорить с одной женщиной — она была моей подзащитной. Она банкир, и ее обвиняли в мошенничестве при ваучеризации. Она сидела в тюрьме, потом я добился ее освобождения.

И пока мы ехали с ней в машине к следователю на допрос, я имел неосторожность съязвить: типа, да ладно, как вы там купили десять процентов «Норильского никеля» — за 10 тысяч бутылок водки? За 10 тысяч банок сгущенки? Ваучер тогда стоил бутылку водки и банку сгущенки.

Она дико на меня обиделась. Всю дорогу — а мы ехали в Тулу — она молчала. В итоге я сам сказал: «Извините, виноват. Зря я затеял этот разговор. Вы занимаетесь бизнесом, и занимайтесь — я к нему никакого отношения не имею».

ЛГ:  То есть, если резюмировать, вы — как врач? Главное — не навреди.

СБ: Главное — не навреди. И лечи и этого, и этого, и этого. Не делай исключений ни для кого. Фашисты, националисты, скинхеды, коммунисты — не важно. Если человек ко мне обращается, я смотрю, насколько я могу ему помочь, насколько это дело перспективно.

Если понимаю, что помочь смогу, начинаю выстраивать позицию — начинаю работать еще в ходе следствия. Ведь возможность выиграть процесс закладывается задолго до самого процесса. Можно не довести дело до суда — это тоже будет выигрыш. Никто о нем знать не будет, но это победа. Смягчили наказание — уже победа, дали условно — тоже победа.

А политика… Есть люди хорошие, приличные и «справа», и «слева». Если люди хорошие, умные, талантливые, то порой даже благодаришь судьбу, что имел возможность узнать такого человека.

ЛГ:  Спасибо вам огромное. Адвокат Сергей Беляк был нашим сегодняшним гостем.

Материал подготовили: Лев Гулько, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Нина Лебедева, Мария Пономарева, Роман Попков