Интервью с одним из руководителей Human Rights Watch: о российском авторитаризме и антиамериканизме

— Что, на ваш взгляд, самое важное в российской части вашего доклада и какие последствия будут иметь выводы Human Rights Watch, сделанные в этом документе?

За всю постсоветскую историю Россия переживает сейчас самое жесткое подавление гражданских свобод. Всплески и признаки авторитаризма появлялись в РФ в течение всех последних 13 лет — этот процесс то усиливался, то шел на спад. Но именно за последний год произошло нечто беспрецедентное. Сейчас авторитаризм здесь вышел на качественно новый уровень.

— Но российская власть заявляет, что все те законы, которые многими и в России, и в международном сообществе рассматриваются как репрессивные, были одобрены парламентом — то есть были приняты демократическим путем. Владимир Путин, который подписал эти законы, также объявлен победителем на выборах президента 2012 года. И Кремль, и Дума, принимая эти законы, говорили, что действуют в интересах большинства граждан.

Вы упомянули выборы, но ведь выборы совершенно не обязательно приводят к демократии и верховенству права, потому что содержание в избирательном процессе важнее формы. Законы, о которых мы говорим в докладе, естественно, были приняты подавляющим большинством депутатов Госдумы, да еще и в рекордные сроки — в российском обществе даже употреблялось словосочетание «печатный станок». Но при этом они нарушают и российскую Конституцию, и международные договоры, подписанные Россией, в частности, как страной — членом Совета Европы.

Венецианская комиссия (экспертный орган Совета Европы в области законодательства — Ред.), насколько я знаю, сейчас занимается оценкой последних изменений в закон о демонстрациях. Я также надеюсь, что Венецианская комиссия проанализирует и остальные прошлогодние законы. И этот анализ ясно покажет, в чем именно эти законы противоречат международным обязательствам России, ратифицировавшей Европейскую конвенцию по правам человека. Так что тот факт, что эти законы были приняты Государственной думой, не означает, что они соответствуют принципам верховенства права.

Кроме того, эти законы — лишь часть общей картины. Да, трудно прогнозировать, какие именно НКО будут названы «иностранными агентами», сколько людей будет репрессировано в связи с новым определением «государственной измены». Но ясно, что этими законами послан сигнал — сигнал во все ведомства, по всем бюрократическим уровням, — что с теми, кто представляет гражданское общество, кто пытается призвать к ответственности чиновников или критически относится к политике властей, можно поступать как угодно. Если чиновники захотят использовать эти законы — пожалуйста. Если захотят расправиться какими-то другими способами — тоже можно. Это не нечто совершенно новое — такое происходило и раньше, — но эти законы открывают гораздо большие, чем раньше, возможности преследования людей. И сигнал этот очень ясный: преследования не только нормальны, они — желательны.

Еще одна сторона этой широкой кампании давления — это оскорбительная риторика, которую используют представители власти в отношении инакомыслящих и гражданских активистов. Власть постоянно изображает этих людей неприятными и чуждыми этой стране, и за последний год эта риторика стала использоваться гораздо чаще, чем прежде.

Или взять «антигейские законы». То, что написано в этих законах, означает, что никто не может просто сказать ребенку, что однополые отношения — это нормально. Власти говорят, что хотят защитить детей, но ясно, что они просто стремятся загнать ЛГБТ-сообщество обратно в подполье. И это тоже сигнал тем, кто намерен как-то преследовать геев, сигнал, что их действия в целом одобряются государством.

— Ваша организация международная, но штаб-квартира находится в США. Можно ожидать, что ваш доклад официальная Москва расценит как критику со стороны Вашингтона. Что вы думаете о нарастающей в России антиамериканской волне, которая, похоже, из чисто пиаровской плоскости переходит в практическую?

Ну, надо быть слепым и глухим, чтобы не видеть и не слышать очевидного нарастания антиамериканизма со стороны российской власти в течение прошедшего года. В этом смысле и слова, и действия официальных лиц безошибочно указывают на то, что у них есть такое намерение — например, изобразить протестные акции, начавшиеся в конце 2011 года и продолжающиеся сейчас, как нечто, организованное Госдепом. Ну, антиамериканская риторика — это ведь нечто хорошо знакомое, правда? И это в нужном для Кремля русле воздействует на те группы граждан, которые он хочет мобилизовать себе в поддержку. В основном это все для внутреннего использования. Будут ли последствия этого антиамериканизма для Human Rights Watch? Я не знаю, сложно сказать. Пока мы продолжаем нашу работу так же, как и все прошедшие годы. Ну, если они захотят нас здесь задавить, то у нас нет ничего такого, что  смогло бы их остановить. Но мы собираемся продолжать свою деятельность, пока это возможно.

— А все это уже как-то сказалось на работе вашего московского офиса?

Вы, наверное, знаете, что в конце прошлого года была развязана целая кампания против моей коллеги Татьяны Локшиной — ей посылали грязные и запугивающие СМС-сообщения, в том числе с упоминанием о ее беременности и тогда еще не рожденного ребенка. В этих сообщениях были упомянуты такие детали, которые могли стать известны только в ходе слежки за Таней, прослушивания ее телефонных разговоров, бесед в офисе и так далее. У нас есть основания полагать, что кто бы ни слал эти СМС-сообщения, он имеет связи в тех ведомствах, которые обладают возможностями для слежки и прослушивания.

Мы потребовали расследования, ФСБ и МВД России провели какие-то проверки. В результате своей проверки ФСБ заявило, что это не они следили за Таней, а полиция передала нашу жалобу участковому, который передал ее, в свою очередь, кому-то другому, а кому — он не помнит.

— Может, вы требуете от Москвы слишком многого и слишком быстро? Вот некоторые из западных экспертов предлагают сравнивать нынешние российские порядки со стилем правления Сталина и Брежнева и говорят, что прогресс очевиден.

Но надо сказать, что уровень авторитаризма в России вырос даже по сравнению с первым президентством самого Путина, даже в конце его первого срока. Тогда, конечно, тоже были и кампания против «цветных революций», и притеснения НКО, но кое-что было ослаблено и смягчено во время «медведевского междуцарствия». И в конце 2011 года были совершенно беспрецедентные протесты против так называемой «рокировки» и фальсификаций на выборах в Госдуму. И у многих людей была надежда, что что-то должно измениться. Огромных надежд на какую-то серьезную смену курса не было, но как минимум было ощущение, что если власти допускают столь массовые демонстрации, то это означает, что уровень терпимости власти в отношении протестов повысился и это может быть надолго. Более того, была надежда, что на новый уровень выйдет взаимодействие власти и неправительственных организаций и что это не пройдет быстро, а значит, позволит кое-что изменить.

Но в определенное время — видимо, зимой 2011–2012 года — кто-то в Кремле принял решение, что все это должно продлиться очень недолго. У меня нет фактов, говорящих о том, кто конкретно и когда точно принимал это решение, но это просто очевидно, если вы проследите за развитием событий того времени. Без сомнения, было решено с этого момента сделать все, чтобы не допустить протестные акции такого размера и вывести контроль над политическими процессами на иной уровень.

— В ответе на мой первый вопрос вы сказали, что авторитаризм вышел в России на качественно новый уровень. Означает ли это, что уровень, достигнутый сейчас российской властью в смысле авторитаризма, достиг, скажем, уровня советских времен?

Нет, это, конечно же, не советский уровень. Но это нечто новое, которое, не являясь советским, очень серьезно играет на советских инстинктах людей. Я совершенно точно уже давно не сталкивалась с такой силой паранойи, которая распространяется для убеждения граждан в том, что правозащитники и иностранцы — это все чуждое и неправильное. В то же время, как я уже сказала, новые законы о так называемом запрете на пропаганду гомосексуализма, уже принятые на региональном уровне, как и проект федерального закона о том же самом, одобренный в первом чтении, также являются признаками авторитарной власти, хотя и не вполне советского образца.

Материал подготовили: Данила Гальперович, Александр Газов