Белковский уверен, что в разгаре «Перестройка-2», которая завершится саморазвалом властной системы

— Какова судьба разбирательства по вашим высказываниям относительно необходимости расформирования Русской Православной церкви как советского, сталинского института?

Там пока все находится в подвешенном состоянии. Конечно, все это может активизироваться в любой момент, но исходя из текущего вялого поведения Следственного комитета я делаю вывод, что жесткой команды сажать меня все же не было. Скорее была цель напугать меня, чтобы я отсиживался за пределами страны. Но отсиживаться за пределами России я не собираюсь.

— А ведь сейчас вновь набирает обороты тренд «пора валить». Некоторые люди считают, что битва безнадежно проиграна, когда появится новое «окно возможностей» — бог его знает, и лучше не тратить жизнь впустую, живя в стране торжествующей реакции…

Точно такой же тренд был в конце 80-х, во время «Перестройки-1». Когда перестройка достигает определенной стадии, после надежд, с нею связанных, наступает период пессимизма. В 80-е были надежды, связанные с Горбачевым и первым Съездом народных депутатов, а сейчас, во время «Перестройки-2», были надежды, связанные с «Болотной-Сахарова» и политическими реформами, анонсированными Медведевым в конце 2011 года.

Советским народом пессимизм овладел в конце 1990 — начале 1991 года, когда пришел премьер-министр Павлов, в то время, как ожидался приход либерального премьер-министра, вице-президентом стал Янаев, хотя прогрессивная общественность думала, что им станет Яковлев или Шеварднадзе, являвшиеся символами перестроечного мышления.

Когда еще не был принят закон о въезде и выезде из СССР (он был принят летом 1991 года), поэтому нужно было получать не только въездную визу, но и выездную, я жил недалеко от ОВИРа Волгоградского района. И видел, как этот ОВИР толпы осаждали ежедневно.

Так что такие настроения как раз говорят об углублении перестроечных процессов, когда отторжение вызывают любые шаги власти, даже те, которых мы сами от нее требовали, типа либерализации партийного законодательства, возвращения одномандатников. В 2004 году мы все рвали на себе волосы и вопили: «Не смейте запрещать одномандатников!» Сейчас, когда одномандатников вернули, мы вопим, что нас опять пытаются обмануть и кинуть.

Или, скажем, на два года сократили срок Ходорковскому. Если бы это произошло пару лет назад, я уверен, что либеральная общественность изошла бы сладкой патокой и слюной на тему того, как либерализуется Россия. Но сейчас на эту новость никто не обратил особого внимания, а если и обратил, то в основном в контексте, что, мол, выпускают Ходорковского в следующем году, а надо было в этом году.

Уровень недоверия к власти, ее этического и эстетического неприятия достиг таких масштабов, что все, что бы ни происходило в стране, воспринимается с пессимизмом.

А я, наоборот, все воспринимаю с оптимизмом. Тьма сгущается перед рассветом, и если мы перешли в пессимистическую стадию перестройки, значит, развязка близка. Даже если она не близка в абсолютном временном исчислении, то, во всяком случае, она приближается.

— Таким образом, если уж проводить параллели между Советским Союзом 1990 — начала 1991 года и современной Россией, то уместно сравнение «Болотного дела», дела по «Анатомии протеста» и прочих дел против оппозиции с событиями в Вильнюсе?

Да, конечно, это вполне верное сравнение. Ведь в начале 1991 года тоже все думали, что победа реакционного крыла неизбежна. Торжествует рижский ОМОН, Павлов — премьер, Янаев — вице-президент. Скандальная отставка Шеварднадзе с поста главы МИД в декабре 1990 года и первое выступление нового министра иностранных дел Александра Бессмертных в Верховном Совете, когда он заявил, что наша основная задача — не допустить вмешательства США в наши внутренние дела, притом что СССР уже стоял с протянутой рукой в Вашингтоне и МВФ — все это, похоже, наши времена. Тем более что те времена, времена «Перестройки-1», я прекрасно помню. Я помню абсолютный пессимизм начала 91-го.

— А как же быть с тем, что происходит в медиа-сфере? Там ведь мало чего приятного происходит, и это трудно запараллелить с 1991-м. Вот в ИД «Коммерсант» куча отставок и увольнений, «Русскую жизнь» закрыли, «Openspace» закрыли, Котов ушел из «Газеты.Ru». Как с это можно трактовать в контексте «Перестройки-2»?

Это скорее отражение тенденции понижения статуса журналистского сообщества и редакторского сообщества в нашей стране. Долгое время журналисты и редакторы считали и продолжают считать себя белой костью, которой позволено все. Владельцы СМИ решили им напомнить, что у них есть свои экономические интересы, и если эти экономические интересы не находятся во главе угла для редакции, то кадровые перестановки возможны, священных коров нет.

Я, конечно, сочувствую тем, кого уволили, испытываю чувство солидарности, но я не считаю, что новые назначенцы хуже старых, по крайней мере, с политико-идеологической точки зрения. Скажем, Светлана Лолаева в «Газете.Ru», или Константин фон Эггерт в «Коммерсант FM» вполне адекватны своим должностям. Если бы Максима Шевченко послали бы руководить «Газетой.Ru», то тогда да, мы могли бы констатировать, что имеет место смена идеологического тренда. Но на смену уходящим приходят члены тех же команд с примерно теми же взглядами.

Я не вижу никакого изменения в информационной политике «Коммерсант FM» — эта радиостанция как брала у меня комментарии каждый день, так и берет, и я говорю все, что считаю нужным.

Так что я считаю, что имеет место борьба собственников за то, чтобы редакции соблюдали их экономические интересы, и в каждом отдельном случае это продиктовано своими факторами.

Что касается закрытия «Русской жизни», то я очень скорблю об этом. «Русская жизнь» — очень хороший проект и продукт, там работали талантливые люди. Но мне кажется, что инвестор этого проекта был не готов к серьезному присутствию на медиарынке. Когда инвестор понял, что приходится много вкладывать, а возвратность в такого рода культурологическом проекте наступит лет через 10, он занервничал и решил «соскочить».

И кстати, возвращаясь к «Перестройке-1», хотел бы напомнить, что программа «Взгляд» была закрыта в декабре 1990-го. То есть, позднесоветские медиа несли знаковые потери именно на решающей стадии перестройки.

— Вот вы говорили о приближающейся развязке. В 1991 году понятно, что стало развязкой — августовские события. А что теоретически может стать непосредственной причиной кульминации политического кризиса в современной России?

Во-первых, отставка правительства Дмитрия Медведева, которая возможна. Ясно, что Владимир Путин не хочет увольнять его, но давление элит на президента по этому вопросу нарастает.

Во-вторых, собственно борьба с коррупцией, которая наносит огромный ущерб системе.

В Советском Союзе такой проблемы не было, так как там не было коррупции в нынешнем понимании. Советская коррупция была мелкой, несерьезной по нынешним временам, в основном коррупционеры находились на периферии политической системы.

А в нашем случае коррупция — это топливо и мотор и политической, и экономической системы. Долгое время стабильность держалась на негласном пакте «Свобода воровства в обмен на лояльность». Сейчас этот пакт перестает соблюдаться, единороссы вынуждены покидать Госдуму и Совет Федерации, фигуры уровня Сердюкова, которые считались безнаказанными, находятся под уголовными делами. Все это приводит к дестабилизации режима.

Борьба с коррупцией в сегодняшних условиях сродни борьбе с коммунизмом в начале 90-х годов. Я абсолютно убежден, что Михаил Горбачев поставил крест и на Советском Союзе, и на господстве КПСС во вполне определенный день — 15 марта 1990 года, когда он был избран президентом СССР в обмен на отмену шестой статьи Конституции. Тем самым был аннулирован смысл существования Советского Союза, который состоял в реализации коммунистического проекта.

Так и сегодня: борьба с коррупцией неизбежно приведет к обрушению этой системы, потому что ничего кроме коррупции в этой системе нет. Это экономика РОЗ — «распил-откат-занос». Все основные решения мотивированы именно коррупционными соображениями. Это началось еще в 90-е, а при Владимире Путине такая модель приобрела совершенно законченные очертания.

Реализуются только те проекты, где коррупционная составляющая велика. Там, где она мала или ее нет, то и шансов на реализацию таких проектов нет. Разворовывается все уже на инстинктивном уровне. Бюджет олимпиады в Сочи достиг по официальным данным 50 млрд долларов, в то время как бюджет олимпиады в Ванкувере составлял, если мне не изменяет память, 2 млрд. Огромное воровство происходит даже в святая святых Владимира Путина — в олимпийской сфере, где, казалось бы, воровать нельзя ни при каких обстоятельствах.

То же самое можно сказать о судьбе братьев Билаловых, которые очень близки к Медведеву, и которых убрали от управления компанией «Курорты Северного Кавказа», где должен был осуществиться гигантский распил.

Я думаю, что на очереди Большой театр, а скандал с Сергеем Филиным — лишь пролог к череде уголовных дел в связи с реконструкцией Большого театра, и следствие выйдет на братьев Магомедовых — основных менеджеров реконструкции, которые тоже близки к Медведеву.

Все это подготовит политико-психологическую почву к отставке медведевского правительства, что, в свою очередь, нанесет по системе очередной удар. Потому что выяснится, что Путин, всегда славившийся выполнением своих обязательств перед людьми ближнего круга, перестает следовать этому «кодексу чести» и это окончательно разбалансирует систему.

— Протестному движению стоит ждать, пока ветры истории сами повалят гнилое дерево или нужно помогать падающему упасть?

Да, нужно помогать падающему упасть. Я как считал, так и считаю, что нужно идти путем регистрации партий и участия в любых заметных выборах. Мне понятен разговор о том, что подсчет голосов все равно нечестный, но так ведь он и в Советском Союзе был нечестный. Мы же помним, как формировался первый Съезд народных депутатов, где КПСС априори имела квоту в 100 человек. Кроме того, квоты имели общественные организации типа Академии наук, где коммунисты тоже преобладали. Ну и что?

Я считаю ошибкой так называемых лидеров протестного движения, включая Алексея Навального, что они не занимались партийными проектами и выборами, ссылаясь на то, что это «ничего не даст». А что же тогда даст?

— Ну, сетевые структуры, волонтеры, «синие ведерки»...

Нет, сетевые структуры и ведерки — это, конечно, хорошо, но как фон, а не как содержание политического процесса. Я не отрицаю необходимости таких вещей и их полезности, но они не могут подменять политику как таковую.

Возьмем ту же борьбу с коррупцией — сегодня очевидно, что Навальный больше не может быть лидером этой борьбы, потому что лидером этой борьбы стал сам Кремль. И то, что может сделать Кремль на этом направлении — гораздо более разрушительно для системы, чем то, что может сделать Навальный. Все это нужно конвертировать в какие-то политические действия, включая победу на выборах, пусть даже небольших. Дорога в тысячу ли начинается с первого шага, как гласит китайская пословица. Но эти шаги надо делать, их надо делать последовательно.

В свое время была создана и приняла участие в выборах «Демократическая Россия». В 1989 году она проиграла эти выборы — большинство на Съезде народных депутатов СССР и в Верховном Совете СССР получили коммунисты, что совершенно не помешало дальнейшей дестабилизации и развалу коммунистической системы. Оппозиционеры получили легальную трибуну, которую они использовали гораздо эффективнее, чем их оппоненты. А в 1990 году оппозиция уже фактически выиграла выборы в Верховный Совет РСФСР, что привело Бориса Ельцина к избранию председателем Верховного Совета и к выходу Горбачева и Ельцина в финал политической битвы, которую Горбачев проиграл.

Но при этом если бы не ГКЧП, если бы не кардинальные ошибки власти, то Советский Союз мог еще в тех или иных формах долго существовать — возможно, под названием ССГ (Союз суверенных государств) или каким-то еще.

Также и сегодня власть кусает саму себя. Все основные ошибки, которые ведут к ее ослаблению, исходят от самой власти. И просто тут важно достичь синергетического эффекта и усилий оппозиции и усилий самой власти по саморазвалу.

Материал подготовили: Роман Попков, Александр Газов