Особое видео: Громкое дело

Национал-большевики — на острие борьбы с властью

Национал-большевистская партия — сейчас надо обязательно добавлять термин «запрещенная», «ликвидированная», «реально не существующая» (я, надеюсь, достаточно сказал, чтобы заинтересованные лица действительно поверили, что я считаю, что она не существует), — оказалась на острие борьбы между оппозицией и властью, поскольку методы выражения ею протеста достаточно радикальны. Для Европы это нормально, для нас же это еще непривычно. 

В конце концов, Национал-большевистская партия и ее члены стали подвергаться, как я бы это назвал, необоснованным мерам государственного воздействия. Сначала это были просто уголовные процессы, потом тактика менялась и были на них нападения. Потом попросту организацию сначала ликвидировали, а потом уже ликвидированную организацию запретили. 

И сейчас уже уголовные процессы перешли в новое качество. Сейчас судят бывших членов НБП, утверждая, что они действующие, приговаривая их к различным срокам по 282-2 статье «Участие в экстремистской организации». Вот эти процессы они сейчас, может быть, являются наиболее показательными. 

Дело в том, что если раньше национал-большевиков судили за хулиганства или еще за что-то — хулиган он и в Африке хулиган, в принципе, — то сейчас их судят за экстремизм. На мой взгляд, понятие экстремизма, которое имеется в России, оно совершенно не соответствует тому понятию, которое имеется в Европе. Это, прежде всего, межрелигиозная, межнациональная рознь. К нацболам это, что называется, близко не лежало. НБП — типичная «левая» организация. Причем, это не мои оценки: мы просто в предыдущих судах опрашивали различных экспертов, которые нам говорили, к какому спектру они могли бы отнести Национал-большевистскую партию. И они характеризовали их, как радикальных социал-демократов европейского толка. 

Теперь, когда они называются экстремистами, они, на мой взгляд, являются инакомыслящей и политически преследуемой организацией. Приговоры, которые в отношении их выносятся, довольно жестокие. Планируется вынесение приговора в замоскворецком суде. Там на скамье подсудимых находятся трое ребят, которые сейчас не состоят в Национал-большевистской партии, но раньше они в ней состояли. Государственное обвинение попросило им пять лет лишения свободы. Не так давно в Свердловске осужден бывший национал-большевик, а ныне член КПРФ Алексей Никифоров. Он приговорен к одному году лишения свободы. Недавно в Москве вынесены приговоры по делам Авдюшенкова—Унчука. Там люди приговорены к одному году лишения свободы условно. То есть, в общем, тоже не к штрафу, а к достаточно серьезным наказаниям. 

Борьба, таким образом, между Национал-большевистской партией и некоторыми государственными чиновниками переходит во все новую и новую фазу.

Оппозиция — враг, которого надо уничтожать

Вопреки мнению, которое навязывают некоторые средства массовой информации, у НБП партийных адвокатов нет и никогда не было. С нами всегда заключают соглашение родители. То есть они к нам обращаются. Но, тем не менее, группа адвокатов сложилась. 

Мы обращались в Европейский суд по правам человека. Европейский суд относится к Национал-большевистской партии — запрещенной, несуществующей и уже нереальной, — достаточно благожелательно. На сегодняшний день уже семь дел выиграно, а всего находится, по моим подсчетам, более пятидесяти — как уголовных, так и гражданских дел. 

Примерно где-то полтора года назад была завершена коммуникация в Европейском суде — то есть так называемая предварительная подготовка, — по самой партии. Мы ждем, когда будет вынесено это решение. 

Лично я считаю, что эти процессы, безусловно, способствуют, и я не шучу, а говорю совершенно серьезно, построению правового государства в России, построению демократического общества. Более того, я полагаю, что отношение к оппозиции — это один из самых главных критериев демократичности, развитости нашего государства. 

Но, к сожалению, я вижу, что среднее чиновничество считает, что оппозиция — это такой враг, которого уничтожают, если он не сдается. Не важное звено функционирования государства сдержек и противовесов, а враг. Вот его надо давить, давить, давить, пока не додавят до пустого места. 

Отсюда такая достаточно жестокая политика в отношении Национал-большевистской партии. Не секрет, что некоторые члены Национал-большевистской партии были убиты, многие были избиты. Я не говорю, что это делали государственные органы — у меня таких доказательств нет, — но тем не менее, на сегодняшний день практически ни одно из этих преступлений не раскрыто. И, в общем-то, насколько мне известно, в какой-то активной форме не расследуются.

Процессы против членов НБП шокировали общество

Я приведу для примера два самых громких процесса, которые получили, не побоюсь этого слова, мировую известность. Это процесс о так называемом захвате Минздрава, когда в 2004 году группа молодых людей проникла в приемную министра здравоохранения и социального развития, там забаррикадировалась и протестовала против монетизации льгот. Тогда ребята были осуждены к пяти годам лишения свободы. Потом, правда, Московский городской суд снизил им сроки — мой подзащитный был освобожден условно досрочно. 

Но тем не менее, когда они это делали, никому и в голову не приходило, что это выльется в уголовную статью — я просто точно знаю из разговоров с ними. И для нас, для адвокатов, это был шок. Потому что максимум, что они делали — это административное правонарушение: ну пятнадцать суток отсидели, штраф какой-то получили. Но они получили по пять лет лишения свободы. Я помню, тогда для общества это был шок. Но тема продолжилась. 

Через некоторое время начался процесс над 39 молодыми людьми и девушками — насколько я помню, там было семь девушек, из них девять несовершеннолетних. По версии следствия, они устроили массовые беспорядки в кабинете 3 х 4 метра в общественной приемной при Администрации президента. А они утверждали, что в этот день хотели прийти на прием к помощнику президента по экономическим вопросам Илларионову. 

Во-первых, они все были арестованы. Опять же, никто даже предположить этого не мог, потому что по тем временам это было максимум административное правонарушение. Их обвинили сначала, ни больше, ни меньше, в попытке насильственного захвата власти по 278 статье (до 20 лет лишения свободы). Потом дело переквалифицировали на массовые беспорядки. Опять же, понятно: вот помещение 3 х 4 метра — как здесь могут быть массовые беспорядки? Есть совершенно четкая практика Верховного суда, что массовые беспорядки — это действие на огромном пространстве с большим количеством людей, сопровождающееся уничтожением или повреждением имущества. 

Но вот эти все ребята были осуждены. Практически год они провели под стражей. 31 человек потом был освобожден в зале суда, а 8 человек еще остались сидеть дальше. 

Кроме того, на этом процессе произошла история, которая, наверное, действительно шокировала общество своей жестокостью. Это, если помните, история с моим подзащитным голландским подданным Владимиром Линдом, которого не отпустили попрощаться к умирающему отцу. В Голландии предусмотрена процедура эвтаназии, и поскольку у отца был рак в последней степени, он знал, когда именно умрет. Поэтому писал соответствующие письма в Россию, чтобы его сына отпустили. Голландское посольство дало за него поручительство. То есть, фактически, это поручительство от имени королевы Нидерландов. 

Владимиру Линду было сначала отказано в суде. Потом мы обжаловали это в Мосгорсуде, но и там ему было отказано. Естественно, наш уполномоченный по правам человека Владимир Лукин говорил, что это невероятная жестокость и что она просто дискредитирует российское правосудие. Я полностью с ним согласен. 

Вот тогда мы увидели, насколько серьезно существует установка по репрессированию этой организации, даже если здесь при таких обстоятельствах человек не был освобожден, хотя, по большому счету, никого из них не надо было сажать… 

Понимаете, было зрелище очень тяжелое: огромная клетка — мы слушали дело в Никулинском суде, потому что в Тверском суде просто помещений таких нет, — наполненная сплошь молодыми людьми, «очкариками» и «ботаниками», все абсолютно с интеллигентными лицами, большинство в очках, совершенно характерного телосложения. Я помню, когда выводили на цепях девушек — девять девушек сковывали длинной цепью как в Гуантанамо. Если кто-то забыл, я бы хотел это напомнить. 

Очень большой интерес был у средств массовой информации. Все мировые агентства, газеты и проч. проявляли к этому процессу огромный интерес. И вот когда заводили этих девушек — шквал щелканий блицев. Я тогда думал: ну кто же до этого додумался, кто мою страну вот так дискредитирует перед всем мировым сообществом, устраивая вот это показательное шоу? 

Естественно, оппозицию, и в частности нацболов, это не испугало. А вот ущерб нашей стране как демократическому государству нанесло огромный. 

Потом Европейский суд по правам человека в части Владимира Линда поправил наше правосудие, признав, что он был неправомерно заключен под стражу, что с ним бесчеловечно обращались и что было допущено недопустимое вмешательство в частную жизнь. 

Какие, на мой взгляд, сделали из этого выводы? В общем-то, процессы над национал-большевиками продолжились. Но их уже стали гораздо меньше освещать в прессе. Вот приведу пример: в прошлом году группа ребят (у них были листовки с подписью «национал-большевики» — они отрицают свое членство в партии, но заявляют о том, что они национал-большевики) захватила общественную приемную Министерства иностранных дел. Они хотели привлечь внимание общества к положению русскоязычного населения. Их было 13 человек. Так вот их сейчас судят каждого по одному, не создают один большой процесс. 

Сделали выводы, видимо, что не надо привлекать большое внимание прессы. Вместо того, чтобы просто от них отстать, наказывать как-то административно, — такие меры государственного воздействия, на мой взгляд, неадекватные продолжаются. 

Но я лично искренне считаю, что может быть наш президент просто не в курсе всех подробностей. Я уверен, что это идет не от него. Никак это у меня в голове не укладывается: Медведев и такого рода процессы. Я надеюсь, что рано или поздно этому будет положен конец, и наше уголовное законодательство будет применяться не для борьбы с инакомыслием, а для борьбы с преступностью.

Настоящий адвокат всегда правозащитник

На мой взгляд, нельзя противопоставлять деятельность адвоката и правозащитника. Мне кажется, что настоящий адвокат всегда правозащитник. Правозащитник не может быть адвокатом просто потому, что у него нет адвокатского статуса. 

Разумеется, я защищаю конкретного человека от конкретных уголовных обвинений. Если я вижу, что средства массовой информации в этом деле помешают — такие случаи у меня были, — тогда я не даю комментариев и стараюсь, чтобы было все тихо и спокойно. Но если я вижу, что дело политическое, если речь идет о наступлении на права человека, то, конечно, эта составляющая (пресса) очень важна.

Лично я хотел бы жить в правовом демократическом государстве, где уважаются права и свободы человека, где человек имеет право подвергать власть сколь угодно жесткой критике — в рамках закона, разумеется, без матерщины, оскорблений и клеветы. Но по крайней мере, чтобы люди не боялись этого делать и у них была такая возможность. Они должны иметь шанс, если они этого заслуживают, быть избранными в любой орган власти. Где есть многопартийность, где есть реальная конкурентная борьба в политике. И я считаю, что хотя бы чуть-чуть моя деятельность этому способствует.

Европейский суд — контрольный орган российской судебной системы

Мы активно работаем с Европейским судом по правам человека. Скажу, что, может быть, наша коллегия в этом смысле самая активная. Это не в порядке хвастовства, а просто так сложилось в силу тех дел, которые мы ведем, в силу того, что нашим делам часто придают приоритет, поэтому они доходят до выигрыша. 

Я вам скажу парадоксальную вещь: я не считаю тот факт, что Россия проигрывает дела в Европейском суде, показателем недемократичности нашего государства. Наоборот, я считаю то, что Россия позволяет у себя выигрывать, в том числе и национал-большевикам, еще выплачивая им деньги, это как раз показатель, что в этой части у нас все-таки демократия присутствует. 

Роль европейского суда как некоего еще одного контрольного органа в нашей судебной системе чрезвычайно важна. И я искренне надеюсь, что наша страна ратифицирует 14 протокол Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, который позволит существенно ускорить работу Европейского суда для того, чтобы наши граждане имели беспрепятственный доступ к этой форме правосудия. 

Не только Россия, но и любая страна Европы (практически любая), ее судебные органы совершенно не в восторге от того, что Европейский суд их поправляет. И были мысли выйти из-под юрисдикции суда, скажем, в Турции, в Англии — это страны, граждане которых, после России, больше всего предъявляют исков к своим государствам. Но, тем не менее, естественно, до этого не дошло. Я уверен, не дойдет и у нас до этого. 

Роль Европейского суда, безусловно, будет расширяться. Его влияние на нашу практику будет увеличиваться. 

Я бы хотел решительно согласиться с предложением, которое в свое время высказал Генеральный прокурор Юрий Чайка о том, что деньги по искам должно возмещать не государство, не налогоплательщики, а непосредственно те лица, чьи решения были признаны Европейским судом незаконными. Представляете, как это сразу приблизит Европейский суд к нашей судебной системе или следственной системе? 

Очень важно, что Европейский суд не зависит от наших властей. И в этом нет ничего плохого. 

В прессе порой возникают разговоры о том, что необходимо выйти из-под юрисдикции Европейского суда или как-то воспрепятствовать доступу наших граждан к этой форме правосудия. Я с этим решительно не согласен. Считаю, что этого не произойдет. Мы же не выходим из ООН, хотя она тоже принимает решения, которые нас не устраивают. Любой разумный правитель должен быть очень доволен, что судебная система его государства находится под дополнительным контролем со стороны международных органов. 

Хотел бы подчеркнуть, что все обязательства, связанные с Европейским судом, наша страна приняла на себя добровольно, и мы их выполняем и обязаны выполнять.

Адвокатская коллегия «Громких дел»

На сегодняшний день мои уважаемые коллеги оказали мне честь, выбрав меня директором коллегии. Коллегия наша называется «Липцер, Ставицкая и партнеры». Ее учредители — весьма известные адвокаты Елена Липцер, Анна Ставицкая и Роман Карпинский. К ним присоединился я. 

С точки зрения адвокатской работы, очень хорошо, что мы объединили свои усилия. У нас разные политические взгляды, совершенно разные процессы, но у нас у всех убеждение, что верховенство права должно быть превыше всего и права человека также должны быть определяющими. 

Елена Липцер ведет дело Платона Лебедева. Анна Ставицкая представляет интересы семьи Анны Политковской. У меня тоже достаточно много так называемых «громких дел». Это я говорю не к тому, что мы такие важные и замечательные. А к тому, что, в общем-то, мы ведем иной раз дела, которые не вызывают у государственных органов особого восторга. 

И должен сказать, положа руку на сердце — я беседовал на эту тему с коллегами, — что со стороны государственных органов нам никогда не приходилось сталкиваться с каким бы то ни было давлением. 

Мы ведем дела неоднозначные. Я веду дела не только национал-большевиков, но я веду, например, дело Сергея Аракчеева, которого обвиняли в убийстве трех чеченских жителей, веду дела тех, кого называют скинхедами, и много других дел. Поэтому, конечно, с угрозами и с каким-то давлением со стороны «преступного элемента» сталкиваться нам приходится. Но со стороны органов государственной власти, со стороны государственных лиц — нет, не приходилось. 

И в принципе, это правильно. Потому что понятно, что это наша работа и чем лучше мы ее делаем, тем меньше восторгов у наших процессуальных оппонентов. Адвокат выполняет конституционно значимые функции государства. И в этом смысле его работа ничуть не менее важна, чем работа прокурора. 

Я скажу высокопарно, но мне кажется, отношение к адвокатуре — это один из показателей уровня цивилизованности государства. Потому что за адвокатурой нет такого мощного аппарата, как, например, за прокуратурой. За адвокатурой стоит то, что мы называем гражданским обществом. Если адвокатура в процессе имеет реальный вес, если она что-то может доказать, убедить суд — это значит, что система правосудия эффективна, это значит, что виновные в ней понесут наказание, а невиновные будут оправданы.