Особое видео: Громкое дело

О гласности процесса

Вопрос задали: Александр, Олег Смирнов и другие 

Я прежде всего хотел бы искренне поблагодарить всех задавших вопросы. Их очень много. И это такая поддержка. Не только интерес, но и поддержка. Поэтому большое спасибо. 

И в связи с тем, что очень много вопросов, вынужден извиниться: нет возможности вот в этом формате ответить персонально каждому, кто задал вопрос. Поэтому они сгруппированы. И если этого не хватит, то тогда посмотрим, может быть, в индивидуальном режиме через сайт дополнить можно будет эти ответы. 

Вопрос такой: насколько открыто и гласно идет процесс и есть ли с этим какие-то проблемы? Хотел бы вот что сказать: это важнейшая составляющая защиты. Особенно по такому делу, и по этому делу конкретно. Почему? Потому что нельзя допустить, чтобы этот процесс шел вне информирования общества. Кстати, есть вопросы, почему его называют знаковым, задает ли он стандарты? Да, он именно потому и знаковый, что задает стандарты. Он создает некие технологии и задает некие стандарты правоприменительной практики, которые потом тиражируются. Мне уже об этом доводилось говорить. Это первая причина. 

Вторая причина: мы не можем позволить — и сделаем все, чтобы этого не допустить, — чтобы наши подзащитные Михаил Ходорковский и Платон Лебедев оказались в безызвестности. Потому что это очень сильно повышает риски их личной безопасности. 

Вот по совокупности этих причин и в силу значимости процесса, конечно, безусловно, он должен и может идти только как открытый. Он идет как отрытый. То есть публика присутствует в зале суда. К сожалению, первое завоевание гласности, о котором с большой помпой сообщало даже руководство Московского городского суда как о достижении, как передовой опыт (я имею в виду видеозапись и трансляцию для прессы в зале суда в режиме онлайн) — это все очень недолго просуществовало и потом было запрещено под давлением стороны обвинения. И сейчас остается под запретом. Очень жаль. 

Но все-таки есть живое общение, есть интерес журналистов, есть люди, которые проявляют интерес и приходят. Это очень ценно. Показателем, что это очень ценно и важно, является огромная нервозность, которую по этому поводу проявляют государственные обвинители. Которые время от времени выливаются в скандальные заявления по этому поводу с требованиями — ну, если так, чуть-чуть обобщить, — заткнуть рот защите, чтобы она ничего не говорила за пределами зала судебного заседания. И, в частности, в общении с прессой не позволяла себе комментариев происходящего в зале суда. 

Есть еще одно очень важное, что относится к ответу на этот вопрос. Это то, как обращаются со свидетелями в недрах стана обвинения. Свидетель идет в суд, в открытый процесс, где требуются непосредственность, устность и гласность судопроизводства. Это закон требует. Не мы это придумали. При этом его допрашивают в Следственном комитете якобы по каким-то другим делам — по обстоятельствам тем же или связанным с теми, которые выясняет суд. И там при допросе в следственном органе берут с него так называемую подписку о неразглашении данных предварительного следствия. Какого следствия, по какому делу — не объясняют. И потом свидетеля начинают пугать уголовной ответственностью, если он в суде, находясь под присягой, будучи обязанным сообщить все, что ему известно… И вот если он в суде расскажет то, о чем его спрашивали на следствии, ему в этом случае угрожает уголовная ответственность. 

Это запредельное беззаконие. Это просто по степени правового цинизма сопоставимо с тем, как недавно адвоката пытались обвинить в том, что он пытался разгласить государственную тайну путем подачи жалобы в Конституционный суд. Вот это такого же уровня безобразие. И когда это безобразие вскрывается в процессе и выливается наружу, становится достоянием общественности, то нервозность прокуроров становится просто панической и они просто не находят себе места. 

К большому сожалению, некоторым образом, существенным образом, им в этом плане помогает и председательствующий судья, потому что он не одергивает их, не объясняет свидетелю, что, когда свидетель в суде, у него нет другой обязанности, кроме как сообщить все известное ему по делу. То есть судья это разъясняет в начале допроса, но когда доходит до этих острых конфликтных моментов, то говорится другое. Мол, вы смотрите, вы думайте, у вас там подписка, и суд вас от этой подписки освободить не может. 

Это, по нашему убеждению, тоже незаконно. Это, по нашему убеждению, недопустимо. И это то, о чем мы в очередной раз сказали не далее как сегодня. Вот конкретно мной было сделано заявление в судебном заседании по этому поводу. Это очень печально.