Особое видео: RESET. ПЕРЕЗАГРУЗКА

Прецедентное право в России

Лев Гулько: Дискуссия о прецедентном праве в России привела к вопросу об изменении Конституции. Как пишут российские газеты, председатель Высшего Арбитражного суда Антон Иванов, выступивший на третьих сенатских чтениях в Конституционном суде с речью о прецеденте, предложил принять поправки в Конституцию, позволяющие оспаривать прецеденты всех высших судов, включая Конституционный суд. К единому мнению участники дискуссии не пришли. Хотелось бы выяснить, чем это хорошо и чем плохо для нас, простых граждан.

Павел Шипилин: Что такое прецедентное право? Все о нем говорят. Мы знаем, что в Британии...

ЛГ: А вот если тебя судят за что-то, то и меня могут за это же.

ПШ: Нет, я прекрасно понимаю. Много стран таких, где действует прецедентное право?

Вадим Прохоров: Если взять в целом, то, наверное, мир разделен примерно пополам. Действительно, первая разновидность правовой семьи — это так называемое романо-германское, или континентальное право, нормативное. То есть основанное на нормативном акте. Закон, подзаконные акты — общие и обязательные для всех. И уже на основании этих законов выносятся те или иные судебные решения. Это Франция, это Германия, это много взявшая от этих стран Россия в плане организации своей правовой системы.

И с другой стороны, это, действительно, страны так называемого общего права. Изначально это Британия. Из Британии это восприняли Штаты, кроме Луизианы, где нормативное право. Это Австралия, Новая Зеландия, Индия и так далее. Там велика роль судебного прецедента. Исторически это, говорят, было связано с тем, что Британия была едина, и вполне достаточно было в одном графстве принять какой-то судебный прецедент, который легко устанавливался в другом графстве. А вот, например, Германия была раздроблена.

ПШ: Интересно, а теперь, если прецедент где-то создан в Техасе, в Британии могут его использовать?

ВП: Нет. Взаимного проникновения, безусловно, нет. И вообще, страной такого классического права осталась, наверное, только Британия. Везде идет конвергенция так называемая. В какой-то мере сближение систем. В Америке, кроме Луизианы, где и так нормативная система, и в других 49 штатах потихонечку увеличивается роль нормативных актов. Еще с довоенного времени. А сейчас все больше и больше увеличивается роль нормативного права.

Наоборот, в странах романо-германской системы, в том числе и в России, все больше и больше увеличивается роль прецедента. И это, наверное, тоже правильно.

То есть идет некая конвергенция правовой системы. Мне представляется, что это нормальный и естественный эволюционный процесс. И проблема даже не в том, чтобы так или иначе пересматривать прецедент. Они и так пересматриваются. Здесь мы в какой-то мере ломимся в открытую дверь.

Конституционный суд достаточно спокойно, или во всяком случае не сильно напрягаясь, принимает различные решения. Например, в 1996 году принимал постановление о том, что выборность губернаторов обязательна, а 21 декабря 2005 года взял и на основе нововведения господина Путина решил, что нет, не обязательна все-таки.

ЛГ: Новый прецедент.

ВП: Другой прецедент. Поэтому я не говорю, что это хорошо, но по факту это происходит.

ПШ: Вообще путаница происходит в итоге.

ВП: Происходит. Проблема не в том, чтобы был принят другой прецедент. Проблема в том, что он, к сожалению, вызывался не конституционными правовыми причинами, а чисто политическим. На злобу дня. Вот решил тогдашний президент Путин после терактов в Беслане, что не нужно возиться с выборностью губернаторов — ему легче без этого, — и Конституционный суд спокойно встроился. Но само по себе то, что роль прецедента становится велика, и то, что в принципе решения при этом так или иначе могут пересматриваться, наверное, правильно.

ПШ: Я слышал о том, что в Британии все-таки есть три вида преступлений, за которые предусматривается смертная казнь. Якобы так ее нет, но по прецеденту, очевидно, что за преступления пиратство, поджог портовых доков и сожительство с королевой она имеется. Вглубь веков все это уходит.

ЛГ: Короля это не касается.

ПШ: Короля, видимо, не касается. Все вопросы задают: а как же с королем-то быть? И тем не менее это все наслаивается и наслаивается. Прецедент, видимо, создается и создается. Уголовный кодекс у них, наверное, вот такого уже размера, а может, и больше.

ВП: Дело в том, что, насколько я понимаю, в Британии нет не только Конституции (это страна с отсутствующей Конституцией, как и Израиль), но и нет в полном виде Уголовного кодекса. Хотя к этому идет. Там сохранились прецеденты смертной казни. Может, формально она и не считается отмененной, но ратификация шестого протокола к Европейской конвенции, которую, как я понимаю, Британия все-таки ратифицировала, наверное, сняла этот вопрос. Смертная казнь не применяется. Причем в отличие от Франции достаточно давно.

Но что касается кодификации — в общем, оказывается, что это не самая плохая вещь. Главное, чтобы при наличии хороших кодексов — а у нас они неплохие — применялись они правильно. А вот с правоприменением, которое у нас идет на злобу дня политическому режиму, в России «не слава богу». В этом плане кодификация или, наоборот, увеличение роли прецедента все-таки не столь помогут, как изменение самого режима.

С коррупцией в МВД будет бороться само МВД

ЛГ: Министр внутренних дел Рашид Нургалиев недавно подписал приказ о создании нового управления в своем ведомстве, задача которого — борьба с коррупцией. Это управление будет собирать, проверять и обнародовать данные о доходах сотрудников министерства. Называется оно Управление организации профилактики коррупционных и иных правонарушений, УОПКП. Нургалиев поручил ему контроль за соблюдением сотрудниками ведомства новых для них обязанностей представлять сведения о своих доходах и имуществе и обязательствах имущественного характера. Новое управление будет собирать, обрабатывать и хранить эти сведения. А также следить, чтобы они предоставлялись в установленные сроки. То есть в этом году, скажем, до 30 апреля. Правда, эксперты, как всегда, считают, что эта мера половинчатая. Так как дорогостоящее имущество всегда можно переписать, например, на подставных лиц.

ПШ: Вадим, создается впечатление, что МВД слегка перепугано. Они какие-то такие телодвижения делают.

ЛГ: С другой стороны, надо что-то делать. Начинать.

ВП: Нет, МВД, как и властные структуры — в том числе и самые высокие властные структуры, — действительно сейчас пребывают в неком напряге. Потому что видно, что развитие событий в стране идет не так, как им полагалось на основе вздутых цен на нефть и так далее. Что касается инициативы господина Нургалиева — сколько ни говори «халва», во рту, как известно, слаще не станет. Просто надо не начинать какую-то очередную кампанейщину, а реально бороться с коррупцией. Борьбе с коррупцией способствует свободная пресса, которой у нас нет, способствует реальный контроль общества над властью, которого у нас тоже нет. И так далее.

ЛГ: Нургалиев не будет говорить: «Пресса, ты свободна».

ВП: Совершенно верно. Поэтому создается очередное управление. Поэтому я не исключаю, что в рамках каких-то внутренних договоренностей будет перераспределение: где и в каких субъектах Федерации вскрыть коррупционные факты, чтобы не сильно напрягаться. Поэтому…

ЛГ: Уже хорошо, что вскрыть. Уже хорошо.

ВП: Само по себе создание этого органа большой бедой не является. Так же как и сильно на пользу не пойдет. Понятно, что рыба гниет с головы. Начинать, наверное, надо чистку самого министра. Если уж у него в ведомстве не все хорошо. А если брать в целом, то, наверное, с руководства страны. Какие-то технические чисто меры — отчет об имуществе, которое можно действительно переписать на родную тетю, как это все и происходит реально… То есть они хотят сказать, что произойдет чистка дураков. Тех, кто не смог переоформить подальше имущество и запрятать его таким образом, чтобы не нашло его управление. Ну, наверное, в этом случае, да, хорошо, что откровенно глупцов станет поменьше.

ЛГ: Вы хотите сказать, что центр управления должен быть не под МВД и не под кем-то. Он должен быть отдельным комитетом, никому не подчиняющимся?

ВП: Не совсем так. Это еще одно такое квазитехническое решение. Я хочу сказать, что вопрос решается не созданием конкретного управления внутри конкретного министерства, а началом реальной борьбы с коррупцией — например, отставкой мэра Москвы Юрия Лужкова. Руководство страны могло бы начать с этого. И дальше идти по шагам. Когда мы говорим, что создано очередное управление, которое отловит прапорщика Пупкина, который украл пару портянок, а, может, и не украл, — это не является реальной борьбой с коррупцией.

ЛГ: Об отставке мэра Москвы мы еще поговорим. В следующей нашей части. Для того чтобы народ как-то заинтересовался и переключился на следующую часть.

ПШ: Вадим — большой специалист по мэру Москвы.

ЛГ: Есть же разные мнения по поводу реформирования МВД, милиции. Распустить все от начала до конца. Разом. Как это сделано, ну, не знаю где…

ВП: В Грузии.

ЛГ: В Грузии, например.

ВП: Кстати, в Грузии. Вы знаете, что количество взяток, взяточников, как это ни смешно, но в Грузии все, кто был… Я в данном случае не беру фигуру Саакашвили, который, с одной стороны, резко демонизирован, а с другой — кем-то, может, «ангелизирован». Я думаю, что этот человек не является ни тем, ни другим. Но то, что там были реальные реформы, направленные на борьбу с коррупцией, с существенной заменой всего кадрового состава… Пришли, в общем-то, новые люди к руководству.

Немножко напоминает то, что у нас происходило в начале 90-х. Ведь мы забываем, что в какой-то мере Аркадий Мурашов, ставший во главе столичной милиции, может, и не был большим специалистом в этой сфере, но тогда с коррупцией реально началась борьба, как бы сейчас мы ни проклинали эти самые 90-е. Заменой Нургалиева на (не дай Бог) Суходольского, его заместителя, или наоборот проблему не решишь. Какими-то техническими мерами не решишь эту проблему. Нужна серьезная чистка рядов и замена как минимум 70 или 80 процентов работающих.

ЛГ: Где взять людей?

ВП: Люди есть.

ЛГ: В структуре?

ВП: И в структуре, в которой есть масса выпускников юридических факультетов, которых можно набирать с привлечением детектора лжи в конце концов.

ПШ: Это правда.

ВП: Но это нужно делать фундаментальной заменой состава. Привлекать экспертов. Есть обширное экспертное сообщество. Есть институты. Например, при каждом ведомстве МВД есть НИИ. Несколько разных НИИ криминалистики, НИИ еще какие-то. Есть откуда брать. Это не самый простой вопрос, но люди есть. Было бы желание. Конечно, здесь нельзя с водой выплеснуть и ребенка. Специалистов нужно оставлять. Но, боюсь, что хорошие специалисты выдавливаются самой системой. Те, кто реально не берет взятки. А остаются именно те, кто их берет.

ЛГ: Нужно политическое решение?

ВП: Совершенно верно. Нужно политическое решение.

ПШ: Нургалиев, получается, не особенно может что-то сделать?

ВП: Абсолютно так. Даже если бы он и имел такое желание, в чем я не уверен, в любом случае, оно сводится к тому, что опять нужно сделать небольшую чистку. Убрать пыль в углах. Но в целом, конечно, все расчищены не будут. Не обойтись без серьезной фундаментальной замены кадрового состава МВД.

Очередной коррупционный скандал в мэрии Москвы

ЛГ: Продолжаем наш разговор с заявленной уже темой. Следственный комитет по Москве возбудил уголовное дело в отношении заместителя мэра Москвы Александра Рябинина. Он обвиняется в том, что, используя служебное положение, вынудил предпринимателя, занимающегося строительным бизнесом, передать своей дочери в собственность нежилое помещение размером в 200 квадратных метров в центре Москвы. В общем, чиновник угрожал предпринимателю в случае отказа помешать согласованию разрешительных документов на строительство, которые находились на рассмотрении в Мосинвестконтроле. Тема, которая тревожит всех. Это продолжение темы о Юрии Михайловиче Лужкове. Одного человека своего, как говорят эксперты, он отбил. Имеется в виду председатель Комитета по рекламе. Сейчас он жив и здоров. Вышел. Занимается портретами Сталина.

ВП: Уже не занимается.

ЛГ: Уже не дадут.

ВП: Следствие продолжается.

ЛГ: Но тем не менее он вышел. Второй человек в мэрии.

ПШ: Судя по выступлениям, вы считаетесь специалистом по коррупции в Москве. А как, по-вашему, она отличается от коррупции в Нижнем Новгороде и в Санкт-Петербурге?

ЛГ: Размеры?

ПШ: И кроме размеров?

ВП: Наивно предполагать, что если страна в целом поражена коррупцией, то Москва была бы каким-то оазисом, избавленным от нее. Но масштабы очень разные. Вот в чем вопрос. А главное, наглость властей совершенно различна. Вот погорел заместитель Лужкова господин Рябинин. Некое помещение в пользу дочери… Слушайте, господа, это возмутительно, на самом деле.

Но давайте посмотрим. А у мэра-то? А что делается в пользу жены мэра Москвы? Сколько фактуры изложено в докладе Немцова, в выступлениях других политиков. Сколько излагается официальных запросов, которые направляются в органы прокуратуры. Хотя бы тем же Жириновским. И так далее. Абсолютно, абсолютно никому не интересно. Постамент под «Рабочего и колхозницу», только постамент, изготовлением которого занимался «ИНТЕКО» — фирма Батуриной, — стоил, оказывается, сто миллионов долларов. О чем тут речь?

ЛГ: Нарушение законов.

ВП: Нарушение законов. Тендер, в результате которого стоимость увеличилась, а не уменьшилась. Единственным участником тендера оказалась госпожа Батурина. О чем после этого можно говорить? Причем это один из последних фактов. Степень коррумпированности, с моей точки зрения, в Москве зашкаливает по сравнению с другими регионами.

Еще более интересна реакция Лужкова. Вот я не согласен с тем, что это продолжение наезда. Это может быть начало хоть какой-то реальной борьбы с этой самой язвой, которая поедает Москву все-таки в большей степени, нежели Россию. Человек проходит обвиняемым или подозреваемым (я не знаю, это надо уточнять) по статье 285 или 286. Это злоупотребление должностными полномочиями.

ЛГ: 285.

ВП: Да, 285 — злоупотребление должностными полномочиями. Реакция Лужкова? Он удивился, как сказала его пресс-служба, и сказал, что с ним никто об этом не говорил. То есть это реакция феодала. Да кому в голову может прийти говорить с непосредственным начальником того, кто является объектом оперативной разработки? Этого категорически нельзя делать. Может быть, он сам замешан. Я не утверждаю. Но это нельзя исключать. И он искренне удивляется, почему же с ним не посоветовались. Почему вассалов, так сказать, стражей сюзерена начинают трогать, не посоветовавшись с ним. Абсолютно феодальный подход к тому, что происходит в Москве. Не посоветовались, и правильно сделали. И слава Богу.

ПШ: Вадим, что хотелось бы спросить. Может быть, у вас есть какие-то мысли или подозрения. Может быть, Лужков просто удобен кому-то? Тем, кто сверху.

ВП: Лужков не столько удобен, сколько тяжело его сместить.

ПШ: Почему?

ВП: Потому что он, в общем-то, исправно выдает необходимый процент «Единой России». Он обеспечил управляемость в Москве в той мере, в которой это требовали федеральные власти, ту вертикаль знаменитую в Москве. Другое дело, что эта вертикаль крайне опасна. Потому что люди и граждане, по сути, просто отстранены от принятия решений. И, кроме того, это является кирпичиком у основания режима. И все понимают, что вынь его и коррупционные проблемы — действительно, с очевидностью встанут не только в Москве (от нее всегда очень много зависело), но и по всей России.

Конечно, его с удовольствием давно бы уже убрали. Но это сделать очень тяжело. Однако сделать это придется. Такой больной зуб, с которым нужно что-то делать. Лечить уже невозможно. Удалять и ставить новый тоже тяжело. И это откладывают на тот срок…

ЛГ: На экстренный случай.

ВП: Да. Ходят упорные слухи, что некоторые высшие руководители ему обещали дать доработать до 75 лет. Действительно, пора уже даже и по возрасту. Думаю, что может и не досидеть он до 75.

ЛГ: Последний слух, я вас перебью, что это будет осенью.

ВП: А может быть, и этим летом. Проблема в том, что все объясняется не правовыми причинами. Совершенно очевидно, что коррупция зашкаливает. Совершенно очевидно, что в Москве должны быть реформы никак не меньшие, чем где-нибудь в спортивном сообществе, которое сейчас начали резко реформировать. Но при этом никто не убирает мэра. И единственное, что делают, — пытаются подступиться к его замам.

А что касается тех афер, которые проходят в Москве — в том числе с 55 гектарами, — в которых, я полагаю, все-таки замешан Лужков, — это подробно излагает в своей книге Немцов в новом издании. И много подробно еще можно об этом говорить. Это в чистом виде уголовное дело. И сейчас дело находится в ОБЭП Москвы. Никакой информации о том, как оно развивается у них, нет. К сожалению.

ЛГ: Там есть еще одна проблема. Как мне рассказывали, если Юрий Михайлович уходит, то надо менять всех. От префектов и ниже.

ПШ: У него же команда.

ВП: Разобрались бы с этим потихонечку. Во-первых, кто сказал, что надо менять всех? Да люди прекрасно воспримут нового начальника и устроятся абсолютно. Мне кажется, наивно боятся убрать самого Лужкова. Опасаются этого. Как бы чего не вышло. Но делать это придется. Чем быстрее это сделают, тем быстрее можно будет говорить, что хоть что-то делается с коррупцией. Без этого все эти разговоры бессмысленны.

ПШ: Согласитесь, что Юрий Михайлович достаточно умен. Он не проводит свою собственную политику. Он, как вы говорите, платит оброк.

ВП: Нет. Я бы не сказал насчет оброка. Хотя в этом я тоже убежден. Как не проводит свою политику? А портреты Сталина? Даже бедному Грызлову пришлось оправдываться.

ПШ: Амбиции более серьезные.

ВП: Амбиции у него были и десять лет назад. И, собственно говоря, он это и не скрывал. Но что его политика отличается в сторону такой вот феодализации, я бы сказал, такой затхлости, и это политика прошлого и позапрошлого века по сравнению с тем, что надо делать сейчас в век информационных технологий.

Безусловно, она у него все-таки своя. И, как показывает попытка размещения портретов Сталина, она у него серьезно отличается даже от федеральной политики. Поэтому я бы не сказал, что он не проводит свою политику. Он просто не претендует на более высокий пост. Ему это уже поздно. Это да. Но то, что он пытается создать здесь такой заповедник, заповедник в том виде, как он его видит. Я бы сказал, заповедник советского прошлого. Причем, беря оттуда худшее, но не беря какие-то лучшие моменты, которые были. Мне это представляется совершенно очевидным.

Президент начал борьбу с судебной волокитой

ЛГ: Президент Дмитрий Медведев внес в Госдуму законопроект «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок». Этот закон, пишет «Коммерсант», предусматривает выплаты тем гражданам, кто пострадал от судебной волокиты. Или тем, кто не может добиться исполнения уже вступивших в силу судебных решений. «Ведомости» отмечают, что компенсации будут выплачиваться за счет федерального бюджета. Или за счет регионов. В зависимости от того, какой уровень власти саботировал исполнение судебных решений. Более того, нанесенный ущерб смогут взимать с чиновников в порядке регрессивных исков. Вот так.

ПШ: Да, чиновников обвинят в волоките.

ЛГ: Ну а кого еще обвинять, интересно?

ВП: Мне предоставляется, что судебная волокита имеет место быть. И, наверное, я буду последний человек, который будет защитником судебной системы. Как практикующий адвокат в нынешнем ее виде. Но я бы посмотрел на эту проблему немножко с другой стороны. Во-первых, конечно же, в последние годы судебная волокита все-таки не в тех страшных масштабах, как она была еще некоторое время назад. И, конечно, сроки рассмотрения дел — во всяком случае, гражданских — в судах подсократились. В целом, суды уже не длятся годами. Это редкое движение сейчас.

ПШ: Судей стало больше? Или…

ВП: Где-то и судей стало больше. И работать начали иначе. Хотя, конечно, волокита имеет место быть. Но я хотел бы посмотреть на это с другой стороны, еще раз повторяю, не оправдывая судебную систему российскую. И в частности, московскую в ее нынешнем виде.

Отчего возникает волокита? Я сейчас не беру проблему коррупции судов, низкий иногда профессионализм. Я беру проблемы загруженности судей. Вот одна из московских судей, очень, кстати, квалифицированная и компетентная, ушла, как я понимаю, в почетную отставку, по выслуге лет. Поинтересовалась: «А сколько у меня дел в производстве?» Допустим, одновременно 25 или 30. Думаю, что это не так мало. Понятно. А у нее было одновременно, я боюсь ошибиться, шестьсот или семьсот дел.

После чего я понял, что да, действительно, есть проблемы. И мои проблемы с клиентами, с доверителями не столь серьезные, как то огромное количество дел, которое есть у нее. Я бы поставил проблему так: к сожалению, граждане, и это надо признать, обращаясь в суды, зачастую несколько снисходительно или несерьезно относятся к самой судебной системе.

Мы говорили про судебную систему в Европе, в Англии, в Америке. Вы знаете, в большинстве этих стран в суд без юриста вообще не войдешь. Если ты хочешь судиться, то изволь озаботиться юристом, может быть, менее оплачиваемым (есть и более дорогие, и менее дорогие), и как-то серьезно подготовься. У нас же, к сожалению, приходят в суды тетушки, пытаются на стенах там что-то прочесть, написать. И потом уже буквально ходят и пытаются консультироваться у суда, видимо, путая с начальником ЖЭКа, который обязан проконсультировать и помочь. Судья вообще ничего не обязана, кроме правосудного рассмотрения дела. Она сидит на пригорке и смотрит на спор двух сторон.

Кажется, что нужно как-то развивать и правовую культуру граждан в том плане, чтобы они все-таки серьезнее подходили к обращению в суд. И не говорили, что вот, мол, юристы дорогие. Ну, извините, никто же не приходит в булочную и не просит бесплатно хлеб. Он тоже иногда дорог. Дороги любые товары, дороги любые услуги. Но почему-то именно когда это касается юридических услуг или медицины, считается, что вообще нужно оказывать помощь бесплатно или мы сами придем в суд и сами разберемся. И когда непрофессионально и непригодно составленными исками, заявлениями загружена судья, то, разумеется, у нее не хватает времени. Если бы это было все-таки в более профессиональных рамках, судьям было бы легче разбираться с тем объемом дел, которые у них есть.

Поэтому судебная волокита во многом зависит от наших граждан. Мне кажется, что и либеральная общественность, и не очень либеральная этому вопросу уделяет мало внимания. А надо бы. Все-таки ответственность самих людей.

ПШ: А как, по-вашему, какой процент этих неграмотных?

ВП: Очень высокий. Очень. Если вы придете в обычный судебный день или просто на прием в понедельник и четверг по рядовым гражданским делам — скажем, к мировому судье (уголовное немножко иное, но как адвокат по назначению я сейчас не буду этого касаться), то никак не меньше заявителей сидит, пытающихся разобраться в своих делах самостоятельно. Просто пишут от руки. Судья их заворачивает один раз, второй, они начинают злиться, почему-то полагая, что судья их должен консультировать. Хотя это не так. Это серьезная проблема.

ЛГ: Главная причина — боязнь дорогого адвоката?

ВП: Главная причина, мне кажется, в том, что люди и граждане путают, предполагая, что суд — некий государственный орган, который должен их обслужить.

ЛГ: Должен.

ВП: Должен их обслужить и оказать услугу. А суд ничего не должен, кроме грамотного, скорого и правосудного рассмотрения того спора, о котором они сами должны озаботиться и составить нормальное исковое заявление в суд. Почему-то у граждан складывается ощущение, что хлеб в магазин бесплатный не получишь с молоком, это всем понятно, а вот юридические услуги вообще не нужно оплачивать. Мы сами, дескать, из Интернета скачаем, а дальше судья нам подскажет. Или по крайней мере предполагают, что это стоит ниже уровня какого-то физического существования юристов. Хотя юридические услуги на уровне гражданских дел не так уж дороги. Но многие даже не стремятся обратиться ни в юридическую консультацию, никуда.

ЛГ: Почему спросил. Сын — юрист. Занимается помощью гражданам в гражданских судах и прочих. И иногда бывают случаи, когда человек звонит, приглашает, а когда узнает, что это что-то стоит, говорит: «Спасибо и до свидания».

ВП: Это странное «не за что просить». Потому что составишь сам, вот будешь несколько раз обращаться к судье, а она будет заворачивать. Делать это закономерно и правомерно.

ЛГ: «Дайте мне стопроцентную гарантию», — говорят многие.

ВП: Не надо сбрасывать со счетов не всегда правомерное действие и нашего брата юриста. Иногда они действительно дают какие-то завышенные гарантии, обещания и тем самым иногда вводят в заблуждение. Но это вопрос к тем недобросовестным юристам, адвокатам, которые тоже имеют место быть. Значительная часть населения и не обращается ни к кому, предполагая, что у нас это что-то стоит. Уж лучше я сам что-нибудь из Интернета скачаю. Или мне объяснят в самом суде. И когда этого не происходит и этого не объясняют в суде, они выплескивают злобу на всю судебную систему. Она, конечно же, крайне у нас неэффективная и, безусловно, требует реформирования. Но в этой части граждане, мне кажется, должны злиться в первую очередь сами на себя.

ЛГ: О судебной системе продолжим в следующей части.

Свидетели и потерпевшие не желают добровольно являться в суд

ЛГ: Если однажды вы решите выполнить свой гражданский долг и помешать какому-нибудь злодеянию, то надо хорошенько подумать. История, которая произошла в Санкт-Петербурге с сотрудником метрополитена Александром Шаровым, — другим наука. В прошлый понедельник, как пишет «Московский комсомолец», в квартиру семьи Александра Шарова вломились судебные приставы, чтобы под конвоем доставить господина Шарова в зал суда. Но не как подсудимого, а как потерпевшего, который помог задержать преступника. Судебным приставам велели — они и вломились.

ПШ: Судебный пристав — это машина.

ВП: Вы знаете, опять же не питая каких-то иллюзий в отношении системы судебных приставов, хочу сказать, что действительно есть проблема, когда потерпевший не появляется хотя бы раз на судебном заседании. А допрос потерпевшего, особенно если в деле честный и вменяемый адвокат, совершенно необходим в ходе судебного разбирательства. И действительно, поведение человека, который помог органам правопорядка, не удосужившись хотя бы дойти до суда, тоже трудно назвать гражданским и правильным. Потому что — да, он помог в задержании. Но есть и следующая стадия. Когда после исчерпывающего предварительного расследования начинается судебное следствие и в ходе суда необходимо хотя бы раз появиться и дать соответствующие показания.

ПШ: Я, например, воспринял историю в Петербурге как курьез. Так это, значит, не курьез. Такое возможно?

ВП: Это не курьез. В уголовных делах такое реально. В том числе для судей. Опять же, я совершенно не идеализирую в данном случае судей по уголовным делам. То ужасающее количество обвинительных приговоров (99,5 процентов, по официальным данным судебного департамента при Верховном суде) — это страшно. Но то, что возникают отдельные технические проблемы, например, с доставкой понятых…

Очевидно, это должно было быть сделано не так, как происходило в данном случае. Но то, почему все-таки этот господин не соизволил сам явиться в суд, мне, честно говоря, тоже не очень понятно. В конце концов, если уж он помог обезвредить преступника, то его гражданский долг — хотя бы дойти до суда.

ЛГ: Тут, мне кажется, есть проблема доверия вообще. К судебной системе, к власти и к чему угодно. Многие кричат: «Там еще что-то делают». Показывают: «Тут все не так, вот тут не доверяйте. Все равно вас обманут».

ВП: Вы считаете, что он не пошел в суд, потому что не доверяет суду?

ПШ: А вы думаете почему?

ВП: Я не знаю почему. Но мне кажется, видимо, он счел свой долг исполненным, когда помог задержать правонарушителя. На самом деле это не так. Потому что мало задержать правонарушителя, он должен быть по закону и правосудно осужден. К сожалению, осужден он будет, но далеко не всегда это происходит у нас правосудно. Вот для того чтобы соблюсти эту правосудную процедуру, этот уважаемый господин, который помог задержать правонарушителя, должен был дойти до суда. Я не думаю, что из-за недоверия. Может быть, из-за недостатка времени. Еще что-то. «Я помог, и все. Что вы еще хотите от меня?» Это тоже форма неуважения к суду по большому счету.

ЛГ: Конечно.

ВП: Это не недоверие, а неуважение.

ЛГ: Конечно! Откуда же взяться доверию?

ВП: Хорошо. Это другая проблема. А он уважает те же правоохранительные органы?

ЛГ: Нет, конечно.

ВП: Ту же милицию? Почему же он тогда помог задержать? Ну не оказал бы вообще никакого содействия в задержании преступника. Здесь какая-то двойственная позиция. Помог задержать, но в суд не пойду.

ПШ: Лев говорит о другой проблеме. Неуважение к суду — оно же имеет тотальный характер. То есть этот человек где-то работает. Он приходит к своему начальнику и говорит: мол, слушай, я не могу, меня в суд вызвали. Начальник, говорит: «Да иди ты. Работать надо!»

ВП: Я с трудом себе представляю начальника, который не отпустит по повестке суда. Не знаю, как это происходило на самом деле в данном конкретном случае. Но то, что зачастую действительно и потерпевшие, и иногда свидетели проявляют такое неуважение, имеет место. Это не снимает чудовищной проблемы вообще с нашим правосудием. Это отдельный вопрос, скорее, правосознания наших граждан. То, о чем мы уже говорили.

ЛГ: Да. А с другой стороны, мне кажется, когда все вокруг, со всех сторон, в эфире прямом (сам это делаю, и свидетели есть) говорят, что менты, менты… Ну какое уважение?

ПШ: Фильм называется.

ВП: Мы говорим о разном. Задержать он его помог.

ЛГ: Да.

ВП: А в суд он не пошел. То есть уже вопрос не в ментах, а в отношении к суду. Я уверен, что он его задержал, а менты ему помогли. Здесь изложены факты.

ПШ: А как иначе-то? Он же потерпевший. Он отбивался, ему скрутили руки. Тут пришла милиция: «Помогите». Я думаю, что так на самом деле, а не наоборот.

ВП: Так чего бы ему не дойти все-таки до суда?

ПШ: Не знаю. К суду будем относиться уважительно. По крайней мере мы с Левой.

ЛГ: Постараемся.