Дело ЮКОСа

Меня иногда спрашивают: «Людмила Михайловна, дался вам этот Ходорковский? Что это вы все о его судьбе печетесь? Нашли тоже жертву…» Моим коллегам-правозащитникам, отдающим все свои силы и время на борьбу с судейским произволом, творящимся сегодня в Хамовническом суде, тоже неоднократно приходилось слышать подобные высказывания. Иногда даже и с известной долей агрессии. Воинствующие «патриоты» из числа особо ярых сторонников идеи «сильной государственной руки» то и дело набрасываются на них с обвинениями в пособничестве «грабителям-олигархам», нагло обокравшим страну и собственный народ и заслуживающим за это не то что тюрьмы, а чуть ли даже и не расстрела.

Понять негодование этих людей можно — слишком неоднозначна фигура Ходорковского, слишком много в оценке его личности, деятельности намешано субъективного и сугубо индивидуального. Для одних экс-руководитель ЮКОСа является символом времени великого либерального прорыва, давшего нам свободный рынок и демократию. Для других — воплощением всеохватывающего бардака, политического и экономического хаоса, обнищания миллионов простых граждан.

Поэтому-то споры о том, является ли Ходорковский «заматерелым преступником», а власть — радетелем справедливости, или, наоборот, Ходорковский — это невинная жертва, а государство — безжалостный палач, не могут завершиться победой ни одной из сторон. У всех своя правда.

Тем самым дело ЮКОСа становится ареной для дискуссии о значении реформ 90-х годов в истории нашей страны, о том, правильны они были или нет, и если неправильны, то кто должен понести за это наказание? Обсуждая процесс Ходорковского, люди часто говорят не о его содержании, сути и последствиях, а о морально-нравственной составляющей — «заслуживает или не заслуживает».

На мой взгляд, такой подход к оценке хамовнического дела в корне неверен. Вопрос ведь не в нашем отношении к экс-руководителям ЮКОСа. И даже не в мотивации властей, решивших развалить нефтяную компанию, бездоказательно и противоправно осудить ее ни в чем не повинных руководителей, упрятать их за решетку. А впоследствии инициировать новый уголовный процесс — причем столь же нелогичный, глупый, незаконный, — чтобы окончательно замкнуть порочный круг. Гораздо важнее, к чему это все в итоге привело.

Корень зла в том, что в российском обществе вновь поселился страх. Страх стать жертвой судебного и правоохранительного произвола, быть наказанным за политическое и гражданское инакомыслие. Люди ощущают тяжесть «меча правосудия», занесенного над учеными, журналистами, оппозиционерами и участниками протестных акций. Над всеми теми, кто, подобно Ходорковскому, привык и хочет говорить то, что думает, а не то, что разрешено и дозволено.

Страх поглотил бизнес-сообщество. Любой предприниматель, даже лояльный власти, больше не чувствует себя в безопасности. Он знает, что в любой момент может потерять свое дело, приглянись оно выходцу с Лубянки, вхожему в чиновничьи кабинеты конкуренту, представителю раздувшегося класса бюрократии. Аппетит приходит во время еды, и то, что происходит с Ходорковским, может сегодня повториться с каждым бизнесменом.

Тревожные настроения блуждают и в правозащитной среде. То, что казалось давно забытым сном, — произвол «органов», беззаконие, уничтожение правовых основ государства, сознательная демонстрация пренебрежения правами человека — становится явью. Вновь актуальны термины, бывшие в ходу в сталинские времена: «политический процесс», «репрессии», «узник совести», «политзаключенный».

В этой связи, вставая на защиту Ходорковского, мы боремся не за него лично. Мы объявляем войну охватившему общество страху и тем, кто его в нас вселяет. Нельзя допустить, чтобы он снова стал нормой нашей жизни, как это уже было в советском прошлом.