Тюрьма и воля

Ольга Романова, ч. 1

Михаил Ходорковский и его дело — лакмусовая бумажка. После него действительно открылись шлюзы. И все, что происходит с Ходорковским, происходит дальше на областном, районном уровне, ниже и ниже. Маленький бизнесмен, большой бизнесмен, предприниматель…

Все судьи и прокуроры очень внимательно смотрят, наблюдают за Хамовническим судом и повторяют его движения. Когда стало понятно, что можно хватать бизнесменов, по 159-й, по 160-й статьям, — начали хватать.

Когда президент Медведев внес поправки в Уголовный кодекс в 108-ю статью, 171-ю, 173-ю, 174-ю, то стало понятно, что, в принципе, бизнесменов, оказывается, можно отпускать под залог, под электронный браслет, под поручительство, под очень много чего. И вдруг выяснилось, что никто не выходит. А почему? Все посмотрели на Хамовнический суд. Там не выходят, так и вы сидите.

Когда мы с некоммерческим партнерством «Бизнес-Солидарность» и с Яной Яковлевой, с Еленой Лукьяновой, со многими юристами, правозащитниками начали собирать примеры того, кто вышел, а кто не вышел, мы вдруг увидели, что поправки президента полностью игнорируются.

Вышло несколько человек, и одного из них я хорошо знаю — НП «Бизнес-Солидарность» занималось этим человеком. И вдруг он сказал: «Не-не, про меня не пишите. Я договорился». То есть в случаях, когда люди выходят, они вдруг говорят: «Нет-нет, только не про нас. Мы договорились с прокурором, мы договорились со следствием, мы договорились с судом, мы договорились…» А те, кто не договорился, так же сидят, как сидят Ходорковский и Лебедев. И сидят плотно.

Потому что вся страна смотрит на то, что там происходит. А там происходит Лахтин. И все сидят.

Есть несколько громких историй. Есть несколько историй тихих. Громкая история Сергея Бобылева. Компания Sunrise — крупная компания, которую знали два года назад все. Год назад Сергея Бобылева арестовали по очень смешной причине. 2008 год случился у всех, у него были проблемы, как и у всех. Он занимается торговлей техникой. У него проблемы с отдачей кредита. Он быстро договорился с партнерами, быстро договорился с компанией «Эльдорадо», что он сейчас компанию свою продает, отдает кредит, рассчитывается с поставщиками.

Но тут его берет следствие. Причем я разговаривала с несколькими адвокатами, не имеющими никакого отношения к делу Бобылева. Говорю: «А как Бобылев, Sunrise?» Отвечают: «Будет сидеть». Я спрашиваю: «А почему? Почему он будет сидеть?» Мне отвечают: «Потому что он не договорился». «С кем он не договорился?» — спрашиваю я. «А он заказан Управлением ФСБ».

А это те же самые люди, которые сажали Сергея Магницкого, которые имеют непосредственное отношение к делу моего мужа. Это ровно та же компания. Об этом знает вся Москва. Знает, что человека, предпринимателя Сергея Бобылева, заказал человек, находящийся в федеральном розыске, здание которого он арендовал под магазин.

Кредиты не отдаются, компания не существует, поставщики умылись слезами и денег не получили, человек сидит. Он готов дать залог, готов привести поручителей. У него двое детей, мать и жена. Куда он денется? И все адвокатское сообщество говорит: «Он будет сидеть, мы знаем. Это крупный бизнес. Он не договорится».

С кем люди должны договариваться, о чем? Чтобы в отношении к ним принимались действующие решения и законы? Почему он должен договариваться? Решение принимается Мосгорсудом, Тверским судом. Принимают одни и те же решения.

Буквально сегодняшняя ситуация. Город Тольятти, женщина-красавица, рыжая, со щеками, мать четверых детей. Она сейчас на восьмом месяце беременности. У нее будет скоро пятый ребенок. Она арестована уже полгода. Обвинение экономическое — хищение у страховой компании. Мне не важно, виновата она или нет. Мне важно, почему эту женщину, у которой четверо маленьких детей и вот-вот будет пятый (все четверо детей появились на свет благодаря кесареву сечению)… Почему нужно сделать так, чтобы она рожала без кесарева в тюремной больнице? Почему небо должно упасть на землю, мир перевернуться, для того чтобы она родила в нормальном роддоме? Почему она не может выйти под залог? Почему она не может выйти под поручительство? Куда она денется вот с таким пузом и с такими детьми? Куда она удерет?

Поправка в закон, в Уголовный кодекс по отношению к ней никак не действует. Ее осудили на три года колонии общего режима. При этом на три года условно осужден сын татарского начальника ГИБДД, который сбил насмерть пятнадцатилетнюю школьницу на переходе. И у этого человека еще 45 административных нарушений, которые были составлены. Этого человека отпускают даже не на поруки, а просто — иди, гуляй. Он и гуляет. Он убил девочку на пешеходном переходе. А эта женщина должна сидеть.

Мне кажется, это очень страшно.

Когда сегодня хватают девочку Женю, у которой двое детей — три и пять лет. Маленькие девочки. Она очень любит природу. У нее муж, который любит аквариумных рыбок. И она со своим мужем поменяли квартиру в центре города на Новом Арбате, потому что детям нужен воздух. И приехали жить в Химки. И вот они живут в Химках. И тут начинается строительство известной дороги, и Женю хватают и судят сейчас за неподчинение сотрудникам милиции.

Очень хочется не подчиняться сотрудникам милиции, поскольку есть вещи важнее, чем подчинение. Подчинение — вообще не все очень здорово.

Есть предприниматель. Он сидит в Тамбовской области. Его зовут Александр Ухов, бывший банкир. У него статья 171-я и 173-я — «Незаконное предпринимательство», лжепредпринимательство, как-то так вот сразу вышло. Пять лет у него срок. В обе эти статьи президент вносит поправки. Саша Ухов уже отсидел эти годы, и сейчас по поправкам он должен выйти, потому что статьи отменены, этих статей не существует. Он подает соответствующее прошение в суд Тамбовского района, одного из маленьких районов на Тамбовщине (я, честно говоря, не помню сейчас названия маленького-маленького района — по-моему, Ефремовский район Тамбовской области). И суд принимает решение снизить ему срок на два месяца!

И он дальше будет сидеть. Статьи нет, нет такого преступления и нет такого наказания, но он будет сидеть. На два месяца снижаются сроки по всем экономическим преступлениям по всей Тамбовской области.

Я знаю статистику Тульской области — там снижаются на месяц. И так происходит по всей стране.

Ольга Романова, ч. 2

Мой муж Алексей Козлов — у него схема абсолютно та же, что и у Ходорковского с Лебедевым. Более того, он некоторое время сидел в тюрьме, в Бутырке, в камерах с самыми разными фигурантами «дела ЮКОСа», с работниками ЮКОСа — например, с Сергеем Шинкевичем, генеральным директором «Томскнефти». Он произвел на нашу с мужем жизнь самое серьезное впечатление. Потому что, конечно, таких людей, как он, просто очень мало: думающих, там, в тюрьме, о том, что происходит в России, рисующих какие-то очень любопытные схемы, как сейчас уводят от налогов «Роснефть». Все это страшно любопытно.

Причем какое-то время они сидели в камере втроем: мой муж, который не имеет никакого отношения к ЮКОСу, просто сидящий по этой схеме, Сергей Шинкевич и человек, который устраивал аукцион по «Байкалфинансгрупп», — Максим Дударев. Ему дали сначала два года условно. Потому что кто-то договорился. Там что-то не вышло — дали четыре года. Потом он обиделся и решил, что должен отомстить. Ему дали за это восемь лет. И сейчас все это продвигается и продвигается. Вот они сидели в одной камере: Сергей Шинкевич и устроитель аукциона по «Байкалфинансгрупп». Это говорит, наверное, о многом. Но это не так важно.

Важно то, что, после того как начался первый процесс по Ходорковскому, все поняли: «Ага! Есть 159-я статья — по ней можно сажать. Хватать кого угодно». Так и вышло. У моего мужа ровно то же самое, что и у Ходорковского. С маленькой поправочкой: у Ходорковского по первому приговору есть 174-я статья, часть 4-я — легализация. А у мужа — часть 1-я. И эта часть 1-я попала под поправки Медведева. Попала 1-я, 2-я, 3-я, а в части 4-й из-за Ходорковского никаких поправок нет. И по части 1-й он должен сидеть пять лет. Как и у всех — нам два месяца сняли.

Сейчас с огромным нетерпением ждем, чем же кончится август в Хамовническом суде. Потому что есть в Уголовном кодексе две самые нелепые статьи. Первая — 159-я, она была у Ходорковского, она была и есть у моего мужа. И мы понимаем, что нет ничего более нелепого — то, что я сейчас здесь сижу и разговариваю, а потом выйду и либо меня, либо вас могут арестовать, потому что мы с вами сейчас разговариваем бесплатно, без заключения договора, просто так. Мы же с вами нигде не подписывали бумажки. В принципе, нас могут подвести под 159-ю статью. Правда, вряд ли дадут часть 4-ю — в особо крупном размере. Хотя кто знает...

160-я статья гораздо более смешная. Как можно что-то похитить у самого себя? Завтра меня или вас обвинят в том, что вы похитили у самого себя часть квартиры, где вы живете. Решили сменить мебель и продали ее — так это же хищение мебели у вас из дома, статья 160-я. Как же так, что же вы такое делаете?

Эти две статьи, конечно, уникальные. И в тот день, когда президент ли, Верховный суд ли, депутаты ли попытаются внести какие-то правки в эти статьи, будет очень важным днем. Это будет означать, что, может быть, что-то поменялось у кого-то в головах. Это было бы прекрасно, конечно. Потому что, скажу сейчас банальность, но нельзя думать о том, что эти статьи никогда не коснутся вас или ваших близких. Запросто!

В любую секунду любого человека в Российской Федерации можно посадить по статье 159-й или 160-й. Любого! Потому что такие формулировки этих статей, по которым сидят в том числе Ходорковский с Лебедевым. Потому что — можно.

Но даже когда эти изменения будут внесены, если они когда-нибудь будут внесены, это не означает, что они вступят в силу в реальности. Так же как это случилось со 108-й статьей, так же как это случилось со 171-й, 173-й, 174-й статьями. То, что приняты изменения, не означает никак, что кому-то станет легче.

Это означает, что судейскому сообществу, прокурорам глубоко наплевать на человека, которого зовут Дмитрий Анатольевич Медведев и который работает президентом Российской Федерации, всенародно избранным. Он наш президент, кроме некоторых граждан, кроме судейского корпуса, прокурорского корпуса и милицейского корпуса. Вот он не их президент. Это отдельная страна. Это отдельная держава, которая не подчиняется президенту Российской Федерации. Кому они подчиняются, науке неизвестно.

Есть граждане, которые надеются на законы, на президента. Но страна, состоящая из этого «черного корпуса», почему-то имеет право вето над законами Российской Федерации. Видимо, это захватчики, оккупанты, я не знаю, гауляйтеры Российской Федерации, которые не имеют отношения к законам Российской Федерации. И они, конечно, все смотрят на Хамовнический суд.

И пока Хамовнический суд делает то, что он делает, нам всем надежды нет.

Я как женщина смотрю на Лахтина, смотрю на Данилкина и все время думаю: «А вот, наверное, у этих людей есть мама. Наверное, у этих людей есть дети. Наверное, они кого-то целуют на ночь. Наверное, у этих людей есть какие-то женщины. Наверное, жены. Наверное, они когда-то были молодыми и читали Достоевского». Не знаю, что же такое должно случиться с человеком, чтобы произошло перерождение в насекомое? Что должны чувствовать любимые мамы, женщины, дети, видя своих отцов, мужей и детей? Это же страшно.

Страшно, что общество готово терпеть не рядом с собой, а внутри себя Хамовнический суд. Это страшно. Страшно, когда любой милиционер может сломать жизнь любого человека. Любого. Любой судья, не обладающий квалификацией, знаниями, совестью, какими-то моральными человеческими устоями, может сломать любую жизнь. Просто так, чисто за бабки. Или потому, что ему позвонили — ну, то есть за зарплату. Это страшно, когда ты смотришь на прокурора и начинаешь завидовать Иисусу, потому что у него был прокуратор. Хотя бы это был человек, который интересовался, что есть истина. Все-таки Пилат спрашивал у Иисуса: «Что есть истина?» Это было две тысячи лет назад. Страшно, что люди об этом не думают.

И очень приятно, что они думать начинают. Очень приятно, что то, о чем мы говорим, — об этом уже знает все большее количество людей. И все большее и большее количество людей понимают, что они могут разводить аквариумных рыбок и рожать детей, а завтра случится страшное, и жизнь пойдет под откос. И никто за это не ответит. Что завтра твоя девочка, твоя дочка, внучка, любимая девушка может идти по пешеходному переходу, а ее собьет пьяный подонок, и ему за это ничего не будет. Это может случиться с каждым. И это все началось здесь — сначала в Басманном суде, потом в Хамовническом. Это все началось здесь.

Было страшно и раньше. Но раньше мы понимали, что есть законы. А сейчас мы понимаем, что законы отдельно, а этот Мордор с гауляйтером — отдельно. И нас просто хватают по одному и тащат в Мордор. И все. Вариант только один: дожидаться, пока пройдет срок, пока выпустят и уезжать.

Но смотришь на Ходорковского и понимаешь, что он не уедет, а рано или поздно выйдет. И вот в этот момент хотелось бы быть здесь.