Изучая материалы дела против Ходорковского и Лебедева

До начала оглашения приговора суда по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева остается немногим более двух недель: Виктор Данилкин начнет его зачитывать 15 декабря. Предугадать, каким он будет, — задача не из легких. Кто-то считает, что он будет «спущен по судебной вертикали», другие верят в профессионализм и честность Данилкина. За всеми этими хитросплетениями и домыслами не сразу вспоминаешь о юридической стороне дела, ведь суд выносит решение, опираясь только на закон и на доказанные факты. И если исходить только из них, то обвинительный приговор в данном процессе в принципе невозможен.

«Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого», — говорится в части 3 статьи 49 Конституции РФ. В деле, построенном сплошь на неустранимых противоречиях, это положение Конституции не оставляет прокурорам ни единого шанса. Если, разумеется, оно будет применено судом. Таким образом, в идеале для стороны защиты цель доказывания достигается даже при наличии у суда хотя бы сомнений в виновности подсудимых.

В ходе судебного следствия было выявлено достаточно оснований не просто для сомнений — для абсолютной уверенности в заведомой ложности предъявленного обвинения. Остановимся на некоторых наиболее ярких примерах.

Одно из обвинений, предъявленных Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву, — хищение нефти. Абстрагируемся на минуту от его астрономических размеров в сотни миллионов тонн и рассмотрим саму конструкцию «хищения». Согласно Уголовному кодексу РФ, хищение есть совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие чужого имущества. Внимание! Безвозмездность изъятия — его обязательный признак, он установлен законом. И без него говорить о хищении невозможно. Нельзя украсть, заплатив при этом тому, у кого украдено!

Однако по материалам дела полная безвозмездность никак не складывается. Ведь за поставленную нефть, за ее продажу добывающие компании, признанные по делу «потерпевшими», получили ни много ни мало 400 с лишним миллиардов рублей выручки. Чтобы хоть как-то это объяснить, прокуроры в ходе прений ввели совершенно новый термин: «практическая безвозмездность». Но и он требованиям закона не отвечает.

Более того, ЮКОСом были возмещены не только затраты на производство нефти, составляющие ее фактическую стоимость. Добывающими предприятиями получена прибыль в размере свыше двух миллиардов долларов. И эту прибыль, согласно материалам дела и утверждениям прокуроров, «потерпевшие» компании получили именно в результате «хищения». Вот такое безвозмездное изъятие!

Другой не менее любопытный факт — приобщение к нынешнему делу решений арбитражных судов, по которым семь лет назад с ЮКОСа взыскивались «недоплаты» по налогам, а сама компания была обанкрочена. Этими решениями ЮКОС был признан собственником как самой нефти, так и выручки от ее реализации. Именно на основе этих же решений выносились приговоры Ходорковскому, Лебедеву и ряду других бывших сотрудников компании по налоговым обвинениям.

Однако обвинение по нынешнему делу гласит, что вся эта нефть, оказывается, была якобы «похищена»! Но ведь налоги с похищенного не платятся! Сторону обвинения такая несуразица не смущает.

Обвинителей не смущает и то, что за год и восемь месяцев судебного разбирательства были внесены изменения в статью 90 Уголовно-процессуального кодекса РФ. По новой редакции обстоятельства, установленные вступившим в силу судебным решением, в том числе арбитражным, должны признаваться прокурором и судом без дополнительной проверки. Они не требуют доказывания, поскольку были доказаны в другом судебном процессе. И решения эти обязательны для всех, включая сторону обвинения!

Однако похоже, что прокуроры так не считают. Прокурор Ибрагимова, например, буквально за одно судебное заседание трижды изменила свое толкование приобщенных к делу решений арбитражных судов. ЮКОС объявлялся то собственником нефти, то не собственником, а то и вообще неким «фактическим собственником». Вот только деление на «собственность фактическую» и «собственность юридическую» придумала сама Ибрагимова, никакого смысла оно не имеет.

Приведенные примеры — лишь малая толика всех несуразиц, обнаруженных в ходе судебного процесса. Да и само обвинение, по сути своей, противоречит закону и здравому смыслу, а точнее, является откровенным надругательством над ними.

Повлияет ли это на характер приговора или он уже предопределен, станет известно совсем скоро.

Леонид Головко, доктор юридических наук, профессор юридического факультета МГУ

Нет сомнений, что в этом деле очень много противоречий. Они особенно хорошо известны тем, кто знаком с его материалами, так что комментировать со стороны не всегда просто.

Но для любого серьезного специалиста основное противоречие второго дела Ходорковского—Лебедева сводится не к тонкостям понятия хищения и даже не к статье 90 Уголовно-процессуального кодекса. Это все имело бы значение, если бы речь шла о первом, а не о втором процессе. Основное противоречие сводится именно к соотношению второго процесса с приговором, вынесенным по первому делу, как бы мы к этому делу ни относились.

Если Михаил Ходорковский и Платон Лебедев были осуждены за неуплату налогов (арбитражные решения — лишь эхо данного осуждения), то новое обвинение по тем же фактам исключено сугубо процессуально, как бы мы эти факты ни квалифицировали, на основании пункта 4 части 1 статьи 27 УПК («Наличие в отношении обвиняемого вступившего в законную силу приговора суда по тому же обвинению»). На универсальной юридической латыни это называется принцип res judicata, причем речь идет о фундаментальном правовом принципе, хорошо известном, скажем, Европейскому суду в Страсбурге. В противном случае за одно и то же деяние человека можно будет «прогонять» через весь Уголовный кодекс и, как в Средневековье, держать в неволе хоть всю жизнь. Очевидное правовое варварство, которое, похоже, и происходит в данном случае.

Кроме того, ясно, что неуплата налогов и хищение есть преступления взаимоисключающие. Нормальное государство не берет с похищенного налогов. Иначе оно превращается в «отмывочную контору». Поэтому, если суд признает Ходорковского и Лебедева виновными, то этим он дезавуирует первый приговор, который надо будет отменять по вновь открывшимся обстоятельствам, полностью реабилитируя обвиняемых, выплачивая им колоссальные суммы в качестве возмещения вреда и так далее, не говоря уже о пересмотре всех арбитражных решений по делам, связанным с ЮКОСом. Полный апокалипсис для правоохранительной и судебной системы. Обвинение, судя по некоторым прозвучавшим в прессе комментариям, об этом даже не задумалось. Но суду не думать об этом нельзя.

Поэтому у суда есть, с точки зрения соотношения обоих процессов, только один вариант выхода из кризиса — полностью прекратить дело на основании упомянутого пункта 4 части 1 статьи 27 УПК. Это, конечно, надо было сделать еще на этапе предварительного слушания, поскольку суд вообще не должен был рассматривать второе дело по существу. Но лучше поздно, чем никогда. И это не фигура речи.

Михаил Ефремов, актер

Как обычному человеку мне понятно, что во всех обвинениях, предъявленных Ходорковскому и Лебедеву по второму делу, есть какие-то юридические хитросплетения. Но поскольку я не юрист, я вижу в них только бред сивой кобылы. Даже мне известно, что два раза не судят за одно и то же.

Я сам был на процессе. И чувствовал, что присутствую на историческом событии. Я сопереживал заключенным, потому что они действительно бледные и выглядят как белые стены. И видно, что они лишены свободы последние годы. И, по-моему, они вели себя очень достойно, и у меня не возникло ощущения, что они виноваты.

Наоборот, от того огромного количества слов и эмоций стороны обвинения у меня было впечатление, что как раз она и виновата. Как в знаменитом афоризме «Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав». Вот прокуратура на процессе так и сердилась. А значит, она не права.

И слова о народе, добре и всеобщей справедливости, которые говорит сторона обвинения, только показывают ее неуверенность в себе, неготовность и невозможность держать удар. Ну не тех людей набрали для обвинения. Как мне показалось, это не очень профессиональные люди — они просто жидковаты.

Станислав Белковский, политолог

Вопрос не в оправдании Ходорковского, которое, как я понимаю, практически невозможно, а в том, выйдет ли он через год, в октябре 2011 года, когда истечет его первый срок. С учетом сложной юридической процедуры поглощения одних сроков тюремного заключения другими, это может случиться, если судья вынесет обвинительный приговор, но не с очень большим сроком.

Второй способ сохранить лицо для судьи — вернуть дело в прокуратуру на дополнительное расследование. Но это более жесткий вариант, более оппозиционный. Поэтому самый компромиссный вариант, при котором судья одновременно не выступает против судебной системы и заказчиков «дела ЮКОСа», с одной стороны, а с другой, не препятствует выходу Ходорковского через год, — это обвинительный приговор с умеренным сроком. Не 14 лет, как просит прокуратура, а в пределах 6 лет.

Тогда Ходорковский де-факто выходит. И это устраивает обе стороны — и сторону обвинения, потому что она формально добилась своего, и сторону защиты, потому что Ходорковский выходит. А это и есть главный вопрос, который сегодня стоит в повестке дня, — будет ли он фактически на свободе или нет, независимо от того, какими юридическими процедурами это будет обусловлено и обосновано.

Олег Куликов, депутат Государственной думы, фракция КПРФ

Проблема Михаила Ходорковского — это проблема отношения сегодняшней российской власти и гражданина вообще. Наша власть желает, чтобы все люди поступали так, как она этого хочет. Но граждане хотят поступать по другим законам. Ходорковский — опасный прецедент для власти, и она хочет, чтоб другим неповадно было, говоря: «Слушайте власть и делайте так, как я хочу».

Дело Ходорковского неоднозначно. Если говорить по приватизации, то вся приватизация у нас была незаконной. Но если обсуждать вопрос — уголовный или политический процесс Ходорковского, то он, безусловно, политический. Тем более что позиция президента Медведева такова, что за экономические преступления уголовное наказание неразумно. И надо его заменять какими-то другими экономическими мерами. Тут много противоречий.

Я считаю, что в какой-то мере идет расправа над человеком, который занимает особую позицию, не совпадающую с мнением руководства страны.

Этот процесс не добавит и не убавит оценок сегодняшней власти. Мы уже привыкли к такому большому количеству нарушений. Как можно оценивать действия Ельцина, расстрелявшего парламент и издавшего Указ 140? Как оценить те законы, ущемляющие интересы населения, которые принимает Государственная дума? Как понять состояние здравоохранения? Как оценить уровень жизни в стране, продолжительность жизни в России, алкоголизацию, наркоманию? У нас куда ни ткни — везде огромное количество проблем, делающих нашу жизнь такой, что мы уже ничего не замечаем.

Мы уже атомизированы. Мы не являемся государством, не являемся коллективом. Мы уже все — отдельные люди, которые живут непонятно чем, только сегодняшним днем, не понимая, что происходит в стране.

И проблема процесса Ходорковского — в русле всего происходящего.