Статья 282 УК РФ, так же как и закон «О противодействии экстремистской деятельности», является одной из самых сомнительных норм современного российского законодательства. С одной стороны, безусловно, недопустимо, чтобы кто-то публично призывал к расправе или иным актам физического насилия в отношении представителей какой-либо расы, национальности, социальной группы и религиозной конфессии.
Но в то же время само понятие «социальная группа» достаточно туманно, и определяют, что такое социальная группа, зачастую не ученые, а оперативники МВД и ФСБ, следователи и ручные «эксперты», чья единственная жизненная функция — поддержка доводов гособвинения в судах. Отсюда и появляются бредовые, антинаучные тезисы о полиции как социальной группе, чиновниках как социальной группе, депутатах как социальной группе. И все это ложится в основу обвинительных приговоров против блогеров, оппозиционных политиков, гражданских активистов. Такими темпами скоро появится социальная группа «Путин» со всеми вытекающими правовыми последствиями.
Вопрос об отмене некоторых норм 282-й статьи Уголовного кодекса РФ либо как минимум привязки понятия «социальная группа» к научному, социологическому канону — крайне актуален. Иначе за «разжигание социальной розни» под суд по-прежнему будут идти люди, резко критикующие власть и ее представителей.
Комментирует Дмитрий Аграновский, адвокат, политик
Разжигание межнациональной, межрелигиозной розни — опасные и наказуемые в любой развитой стране явления. Россия, однако, страна полуфеодальная, самодержавная. Никаких механизмов общественного контроля над властью нет.
Возможности для произвола безграничны. Поэтому и соответствующей статье Уголовного кодекса у нас придается расширительное толкование. Как, впрочем, и любой другой нечетко прописанной статье, где такое толкование возможно. К примеру, наказание за убийство человека конкретно. Вот потерпевший, вот обвиняемый. Напротив, 282-я статья УК РФ, как и антиэкстремистские законы вообще, содержит в себе оценочную категорию. А оценка бывает разной. Сегодня любая критика начальства может быть подведена под экстремизм.
Я сам решил проверить, насколько избирателен подход властей к различным гражданам, чьи действия вроде бы в равной степени могут подпадать под 282-ю статью Уголовного кодекса. К 8 марта на сайте «Эхо Москвы» было опубликовано поздравление женщин, подписанное блогером, бизнесменом и бывшим политиком Альфредом Кохом. Оно содержало все признаки преступления, согласно вышеуказанной статье УК РФ. Я обратился в Генеральную прокуратуру с просьбой определить, есть ли здесь состав преступления. Посмотрим, будет ли заведено дело.
Если говорить о российском антиэкстремистском законодательстве в целом, то это просто инструмент борьбы с инакомыслием. Подобного нашему понятию «экстремизм» нет ни в одной европейской стране. Все уголовные дела, которые я веду, связанные хотя бы в малейшей степени с экстремизмом в его понимании российскими властями, я аккуратно отправляю в Европейский суд по правам человека.
В определении, что такое экстремизм, возбуждение какой-либо розни, большую роль сегодня играют так называемые эксперты. В своей практике я неоднократно сталкивался с такими «специалистами», привлекаемыми стороной обвинения. В случае с лингвистической экспертизой, значения того или иного слова и выражения, мы принесли заключение известного профессора-лингвиста, а прокурор — математика. И нашу экспертизу судья приобщить к делу отказался, остановив свой выбор на мнении совершенно несведущего в предмете специалиста. Сегодня в России уголовный процесс всегда носит ярко выраженный обвинительный характер, и всякая двоякая трактовка будет использована против обвиняемого.
Подобная практика — до ближайшего решения Европейского суда, который, к сожалению, работает медленно. Выйдет решение по одному делу, и на него в нашей, российской практике уже можно будет ссылаться в ходе аналогичных процессов по 282-й статье или другим антиэкстремистским законам. Более того, как только оно появится, я буду добиваться отмены аналогичных приговоров российских судов, вынесенных ранее.
Планирую все же обратиться в Конституционный суд, чтобы он проверил наш антиэкстремистский закон. К сожалению, загруженность пока не позволяет мне этого сделать.
Вреда от антиэкстремистского законодательства намного больше, чем пользы. С моей точки зрения, его функция — защищать людей от проявления межнациональной и религиозной розни. И это все, не больше.
Материал подготовили: Роман Попков, Мария Пономарева
Комментарии