Очередное заседание по делу о молебне в храме Христа Спасителя началось в 10 часов утра. Поскольку слушания по делу проходили в маленьком зальчике, совершенно не приспособленном для резонансных дел, большинство журналистов и сочувствующей публики расположились на улице. Полицейские монотонно призывали граждан «не препятствовать проезду автотранспорта».
Сторонники и противники Pussy Riot пришли, вооружившись наглядной агитацией. Среди немногочисленных плакатов стоит отметить творчество одного пуссиненавистника, который решил воззвать к мировой общественности. «No vandalism in the House of God» — гласил кусок ватмана.
В начале заседания подсудимая Мария Алехина попросила на время приостановить процесс виду плохого самочувствия. «Мы не спали, и нас не кормят. Это пытки!» — сказала она.
Тем нашим читателям, кто мало знаком с российской судебной системой, это может показаться странным. Как так «не кормят», почему «не спали»? Судебное заседание вон когда еще закончилось, а новое началось только в десять утра! Казалось бы, есть время и поесть, и выспаться…
Позволим себе небольшое технологическое отступление. Если подсудимый является в суд не своими ногами, а с подобающей торжественностью доставляется из СИЗО на большой бронированной машине с вооруженной охраной, он должен таким же образом и вернуться обратно. В большинстве случаев подсудимого везут обратно в тюрьму не сразу после окончания очередного заседания. Возможно, он подождет еще несколько часов в конвойной камере суда. Примерно в восемь вечера к суду прибудет автозак и погрузит всех, кто судился в этот день.
Если в автозаке еще будет место (то есть арестанты смогут с комфортом сидеть друг у друга на головах), машина завернет еще в пару судов. Затем бесплатный бронированный общественный транспорт начнет развозить своих пассажиров по тюрьмам: на Бутырку, в «Матросскую Тишину», в «Печатники», на «малолетку» и так далее. Возле каждого СИЗО автомобиль постоит с полчаса, а может, и больше. Возможно, в одном из тюремных дворов пассажиров выгонят из автозака, чтобы рассадить по двум-трем другим. Пассажиры вполне могут вернуться «домой» около полуночи.
Но в камеры, где есть возможность вытянуться на шконке, они попадут не сразу. Сперва они проведут некоторое время (от десяти минут до пары часов) в своеобразном «зале ожидания», откуда конвойные разведут их по корпусам. А утром «судовые» (заключенные, у которых в этот день назначен суд) с утра пораньше спустятся в тот же «зал ожидания». В разных тюрьмах «судовых» забирают из камер в разное время: где-то в восемь, а где и в пять утра. Те, у кого суды идут два-три дня подряд, при таком режиме не успевают ни поесть, ни поспать.
Так что слова Марии Алехиной — это не рисовка перед сентиментальными западными корреспондентами, а, к сожалению, повседневные реалии российской судебной системы.
На это председательствующая Марина Сырова сказала, что «врачебные справки из СИЗО говорят о том, что подсудимые могут участвовать в процессе». Вероятно, на этом основании она запретила Алехиной съесть огурец. Как несчастный овощ мог воспрепятствовать отправлению правосудия, непонятно.
В целом судья Сырова делала все возможное, чтобы в недалеком будущем упростить адвокатам оформление жалоб в ЕСПЧ. «Снят вопрос!» — то и дело звучало с председательского кресла.
Доходило до абсурда. «Вы знаете о банкетах...» — начал адвокат Николай Полозов, обращаясь к потерпевшему, алтарнику Цыганюку. «Снят вопрос!» — отреагировала судья. «Но вы даже не дослушали!» — недоумевает адвокат, на что следует безапелляционная реплика судьи: «А уже сняла!»
Впрочем, трудно выделить более или менее абсурдные моменты в заседании, проходившем во вторник. В этот день продолжился допрос потерпевших, служащих храма Христа Спасителя. Их выступления достойны того, чтобы некоторые были приведены максимально близко к тексту.
«Они вскидывали кулаки, имитировали боксерские движения. А девушек цинично фотографировали. Я понял, что надо спасать положение», — делится впечатлениями один из пострадавших алтарников.
«Я услышал призывы о помощи женщин к православным и был вынужден выступить охранником веры, — рассказывал заместитель главного энергетика Виноградов. — На амвоне я увидел действия, похожие на скачки и махания всем, чем есть». Как и большинство потерпевших, он не разобрал слова, которыми «пуськи» взывали к Богородице. «Скачки и махания» причинили ему моральную травму. Правда, он не смог ответить на вопрос адвоката Фейгина, в чем заключалась эта травма.
Виноградов отказался принять извинения от подсудимых, считая их неискренними.
Охранник Сергей Белоглазов, выступавший перед Виноградовым, рассказал, что при виде «панк-молебна» оцепенел, а потом так расстроился, что два месяца не мог выйти на работу. «Халат у вас, конечно, закрытый был, а вот шапка вызывала негатив», — признался Белоглазов Екатерине Самуцевич.
«Вы сказали, что мы осквернили храм. Но как мне извиниться перед зданием?» — поинтересовалась у Белоглазова Мария Алехина. «Я не знаю, я не получал такого образования», — признался потерпевший.
В целом, как отметила Татьяна Романова, взявшая на себя бремя твиттер-трансляции из Хамсуда, при ответах на вопросы Белоглазов то и дело жаловался на провалы в памяти.
Сборщица пожертвований Аносова тоже не разобрала ни слова из «панк-политвы», однако подробно описала действия «панк-молельщиц»: «Они меня оскорбили. Плюнули мне в лицо. Мне и моему Господу плюнули в лицо. Душа у меня просто разорвалась, я не знала, что делать. Самая высокая повернулась спиной к алтарю, стала делать поклоны, ее попа задиралась кверху…» Она также отказалась принимать извинения от подсудимых.
Впрочем, недосягаемый рекорд фееричности высказывания принадлежит адвокату потерпевшего Цыганюка. «На ваш взгляд, эти женщины бесноватые?» — спросил он своего клиента.
«Особая буква» продолжит знакомить читателей с шоу, происходящим в Хамовническом суде.
Материал подготовили: Михаил Аскетов, Мария Пономарева
Комментарии