Европейский суд по правам человека давно уже стал для российских «униженных и оскорбленных» даже не последней, а единственной инстанцией, к которой можно припасть со своими горестями. Действительно, в ряде случаев ЕСПЧ безотказно справедлив в разборе споров граждан Российской Федерации с этой самой Федерацией.
В основном это касается двух случаев: необоснованности избрания и, главное, многократного продления ареста как меры пресечения в ходе досудебного и судебного следствия, а также бесчеловечных условий содержания под стражей. Примеров, когда жалобы россиян удовлетворялись именно по этим параметрам, множество.
Гораздо менее распространены случаи, при которых предметом обсуждения становились собственно судебные процессы в национальной юрисдикции и справедливость этих судебных разбирательств.
В этом смысле жалоба экс-сотрудника службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина в Страсбург и ответ Страсбурга на эту жалобу являются интересными и поучительными документами. Выводы Евросуда по жалобе Пичугина демонстрируют как положительные аспекты правовой логики ЕСПЧ, так и имеющий место поверхностный, формальный подход к разрешению споров между РФ и ее гражданами.
Антон Орех, журналист: «Европейский суд по правам человека признал несправедливым процесс по делу бывшего юкосовца Алексея Пичугина и постановил взыскать с России 9,5 тыс. евро как компенсацию морального вреда и судебных издержек. Таким образом, Страсбургский суд признал, что Россия нарушила право Алексея Пичугина на справедливое судебное разбирательство. А что, собственно, вытекает из этого решения? Из этого решения вытекает необходимость для Российской Федерации его исполнить. Таковы взятые нами на себя обязательства». (ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ)
Алексей Пичугин, осужденный по обвинению в организации заказных убийств, оспаривал целый ряд действий российских властей — от самого ареста в 2003 году до допросов свидетелей обвинения в суде.
Так, россиянин утверждал, что в момент его задержания отсутствовало обоснованное подозрение в его участии во вмененных ему преступлениях. Несмотря на то что российские власти настаивали, что в момент задержания Пичугина в распоряжении обвинения имелись показания свидетелей, протоколы осмотра места происшествия, экспертное заключение и прочие улики, Пичугин, со ссылкой на протокол судебного заседания, указал, что обвинение не представило в Басманный районный суд, избиравший меру пресечения, никаких документов, подтверждающих подозрения в отношении него.
ЕСПЧ, соглашаясь с тем, что Басманный суд не проверил разумность предъявленных Пичугину обвинений, заявил: дескать, протоколы, показания свидетелей, экспертные заключения и прочая доказательная база были благополучно предъявлены в кассационную инстанцию — Московский городской суд, при рассмотрении жалобы на избрание меры пресечения. И в Мосгорсуде, по мнению ЕСПЧ, у защиты подсудимого была возможность все эти доводы об обоснованности ареста опровергнуть. А следовательно, по логике Евросуда, Конвенция о защите прав человека не была в данном случае нарушена, так как «можно сказать, что заявитель был задержан и заключен под стражу по «обоснованному подозрению» в совершении уголовного преступления.
То есть интересно получается. Сперва человека арестовывают, в суде первой инстанции не предъявляют никаких толковых бумаг, свидетельствующих об обоснованности обвинения. Потом человек несколько недель сидит в СИЗО, и только в вышестоящей инстанции некие бумаги появляются. Если доказательств виновности не было на протяжении нескольких недель, казалось бы, есть повод признать противоречащим Конвенции арест на протяжении этих недель. Но, оказывается, протоколы и экспертизы, предъявленные уже в Мосгорсуде, на кассации, задним числом обосновывают отсутствие доказательств в Басманном суде.
Правда, в дальнейшем, исследуя обоснованность регулярного продления Пичугину ареста, ЕСПЧ возвращается на рельсы здравого смысла. Здесь Европейский суд, основываясь на длительной прецедентной базе, оседлал своего любимого конька:
«Сохранение обоснованного подозрения в том, что задержанный совершил преступление, является обязательным условием законности продолжительного содержания под стражей, однако по прошествии определенного промежутка времени оно более не является достаточным. В подобных случаях Суд обязан установить, продолжали ли другие основания, приведенные судебными органами, оправдывать лишение свободы».
Проще говоря, если по каким-либо, пусть даже весомым, обстоятельствам обвиняемого взяли под стражу, в дальнейшем должны открываться новые обстоятельства, чтобы держать его под стражей впредь.
У следователей таких вновь открывающихся обстоятельств, разумеется, не было. Гособвинение из месяца в месяц повторяло как мантру одни и те же уже однажды озвученные формулировки: может скрыться, уничтожить улики, оказать давление на свидетелей. При этом никак их не расшифровывая фактологически.
Вот характерный фрагмент из ответа ЕСПЧ: «Суд с самого начала отмечает, что внутригосударственные суды не отметили никаких факторов, которые могли бы показать действительное существование указанных рисков, за исключением расплывчатых упоминаний о неких технических навыках, которые могли иметься у заявителя. Они не объяснили, как эти неуточненные технические навыки могли помочь ему уничтожить доказательства».
Таким образом, в случае с многократными продлениями Пичугину ареста ЕСПЧ установил нарушения нормы Конвенции, согласно которой «каждый задержанный или заключенный под стражу... имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд».
А вот по части условий содержания под стражей и, в частности, оказания необходимой медицинской помощи жалоба Пичугина опять же осталась без удовлетворения. Тот факт, что человек, страдающий гастродуоденитом, язвой двенадцатиперстной кишки и артериальной гипертензией, содержался в СИЗО, был парирован властями РФ весьма незамысловато: «В СИЗО Пичугина регулярно посещал врач». И этой казенной формулировки оказалось достаточно, чтобы убедить Страсбург в том, что Пичугин не содержался в опасных для жизни, фактически пыточных условиях.
Хотя европейским судьям недурно было бы почитать российскую (и не только российскую) прессу. В особенности новости о деле Сергея Магнитского и суде над тюремным врачом Кратовым, чтобы убедиться: фразы типа «заявитель был осмотрен врачом, и ему было назначено лечение» или «а на протяжении всего периода содержания его в СИЗО «Лефортово» заявитель регулярно обращался за медицинской помощью и получал ее» в российских реалиях ровно ничего не значат и не стоят.
Интересно ЕСПЧ вывернулся и из истории с жалобой на введение Алексею Пичугину психотропных препаратов в первые дни заключения. Напомним, летом 2003 года, вскоре после ареста, в СИЗО к Пичугину явились два человека. Они представились сотрудниками ФСБ, предложили арестанту сигареты, кофе. После нескольких глотков кофе арестант потерял сознание на несколько часов. Позже он заявлял, что к нему была применена так называемая «сыворотка правды». Позже Пичугин и его адвокаты потребовали возбудить уголовное дело по факту жесткого обращения с заключенным со стороны правоохранительных органов. В возбуждении дела, разумеется, было отказано.
Однако постановление прокурора об отказе в возбуждении уголовного дела не было обжаловано в национальной юрисдикции, а, по мнению ЕСПЧ, «обжалование в суд общей юрисдикции постановления прокурора об отказе в расследовании жалоб о жестоком обращении является эффективным средством правовой защиты внутри страны, которое должно быть исчерпано». Поэтому раз не исчерпали эффективное средство, то и говорить не о чем.
Но в вопросах, касающихся справедливости собственно судебного разбирательства, Европейский суд по правам человека проявил себя по отношению к российским властям достаточно жестко.
Прежде всего, Страсбург отмел доводы Москвы об обоснованности закрытости процесса над Пичугиным. Напомним, власти нашей страны заявляли, что в материалах дела Алексея Пичугина имеются документы, содержащие государственную тайну, и по соображениям национальной безопасности оно должно было слушаться (и слушалось) в закрытом режиме.
ЕСПЧ отметил, что «простое присутствие засекреченных материалов в материалах дела не подразумевает автоматически необходимости закрытия судебного процесса для публики без нахождения баланса между открытостью и озабоченностью национальной безопасностью… Для государства, может быть, и важно защищать свои секреты, но намного более важно обеспечить все необходимые гарантии правосудия, наиболее необходимой из которых является публичность».
Вместе с тем Московский городской суд, занимавшийся делом Пичугина, не указал, какие конкретно документы в материалах дела содержат государственную тайну, и не ответил на ходатайство заявителя о проведении открытого судебного процесса с удалением публики из зала суда для одного или, если нужно, нескольких закрытых заседаний для оглашения составляющих тайну документов. Более того, выяснилось, что из многих тысяч документов, содержащихся в материалах дела, лишь несколько десятков могут считаться секретными, но даже они в ходе судебных заседаний не исследовались.
Таким образом, суд признал, что отсутствие публичного процесса в обстоятельствах настоящего дела было неоправданным.
И главное: Страсбург установил, что допрос одного из ключевых свидетелей обвинения по делу Алексея Пичугина — Игоря Коровникова — велся с явными нарушениями. В частности, господина Коровникова, как и полагается, предупредили об ответственности за дачу ложных показаний, но вот об ответственности за отказ от дачи показаний не уведомили.
Не будучи предупрежденным об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний, хотя такое предупреждение является обязательным по внутреннему законодательству, свидетель отказался отвечать на некоторые вопросы защиты, касающиеся обстоятельств совершения вмененных Пичугину преступлений.
При этом ЕСПЧ нашел «особенно странной» реакцию председательствующего судьи на немотивированный отказ свидетеля отвечать на вопросы. Будучи гарантом справедливости разбирательства, судья, по российскому законодательству, должна была предпринять все необходимые меры к обеспечению соблюдения принципов состязательного процесса и равенства сторон. Но когда адвокаты Пичугина попросили ее напомнить господину Коровникову о обязанности по закону отвечать на вопросы и возможную уголовную ответственность за отказ, судья ответила, что свидетель имеет право не отвечать. Судья не привела никаких объяснений того, почему для Коровникова можно было сделать исключение в отношении его обязанности по статье 56 УПК отвечать на вопросы в судебных заседаниях.
В результате право Пичугина на допрос этого свидетеля, гарантированное Конвенцией по правам человека, было существенно ограничено, постановил ЕСПЧ. Ситуация, согласно заключению Евросуда, была еще более отягощена тем, что подсудимый Пичугин был лишен возможности задать Коровникову вопросы, которые могли бы подорвать к нему как к свидетелю доверие со стороны присяжных заседателей.
Между тем ключевой свидетель гособвинения господин Коровников — человек с весьма примечательной биографией. Он насильник и серийный убийца, был осужден сначала за истязания с особой жестокостью, а потом еще и за восемь убийств, пять изнасилований (в том числе несовершеннолетних), похищения людей, изготовление самодельных взрывных устройств. Приговоренный к пожизненному лишению свободы Коровников сидел в печально известной спецколонии на острове Огненный, когда спецслужбы «мобилизовали» его на участие в качестве «свидетеля» в процессе над Пичугиным.
И вот все эти «особенности» биографии Коровникова так и не получили в суде должного освещения, поскольку, несомненно, подорвали бы доверие к нему как к свидетелю.
Итоговый вывод ЕСПЧ неутешителен для российской Фемиды: суд пришел к выводу, что в результате поддержанного председательствующим судьей отказа Игоря Коровникова отвечать на определенные вопросы об обстоятельствах совершения вмененных Алексею Пичугину преступлений, а также наложенного председательствующим запрета на допрос Коровникова об определенных факторах, которые могли бы подорвать доверие к нему, право заявителя на защиту было ограничено в степени, несовместимой с гарантиями, предусмотренными положениями Конвенции о правах человека. В подобных обстоятельствах нельзя сказать, что судебный процесс в отношении заявителя был справедливым.
Что следует из решения Страсбурга?
Во-первых, Верховному суду РФ необходимо будет вынести решение о пересмотре дела в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. А решение ЕСПЧ о нарушении права Пичугина на справедливый суд — несомненно вновь открывшееся обстоятельство.
Во-вторых, налицо вопиющее, прямо противоречащее нормам Уголовно-процессуального кодекса поведение судебной коллегии Мосгорсуда во главе с судьей Олихвер, по сути, сорвавшей судебное следствие и необоснованно перекрывшей стороне защиты допрос ключевого свидетеля. Какие меры дисциплинарного и иного правового воздействия будут применены к судьям, ведшим заседания по делу Пичугина,— за этим уже предстоит следить журналистам, правозащитникам и гражданскому обществу.
В-третьих, даже Европейский суд по правам человека не всегда является светочем здравомыслия: как мы видим, очевиднейшие вещи, вроде тех, что врачи в российской тюрьме не врачи, а лечение не лечение, в Страсбурге понимают плохо.
Но, к сожалению, в условиях, когда российская судебная система вовсе не третья власть, а лишь департамент в рамках первой и единственной ветви власти — исполнительной, — рассчитывать, кроме Страсбурга, особенно не на что.
Материал подготовили: Виталий Корж, Роман Попков, Александр Газов
Комментарии