Как все начиналось
Менее чем за двадцать лет избирательное право и выборы в России прошли сложный и драматический путь. Советские выборы с их тщательно отлаженным еще при Сталине порядком аппаратного «подбора и расстановки кадров» были декоративными. Но на исходе перестройки декорации ожили. Выборы в политических и культурных центрах страны стали альтернативными, конкурентными. В союзный, а затем и республиканские парламенты, в местные Советы пришло немало людей «неуправляемых», выдвинутых научными институтами, творческими союзами, общественными организациями и поддержанных «улицей».
    Тогда выборы проводились на основе крайне несовершенных законов. Но в обстановке общественного подъема и растерянности властей они дали парламенты, более или менее адекватно отразившие политическую атмосферу и соотношение сил в стране. Начало союзного и российского парламентов вселяло смелые надежды, конец того и другого — во многом по их собственной вине — разочаровывал. Но продвижение от коммунистической диктатуры к парламентарному строю было обозначено, а представление о том, что органы власти могут и должны формироваться только на свободных и конкурентных выборах, вошло в сознание миллионов.
    Разработка нового избирательного законодательства в России началась в декабре 1992 г., после VII Съезда народных депутатов. Эта работа осуществлялась на инициативной основе группой депутатов и экспертов в рамках Конституционной комиссии. Однако подготовленный ею проект в грозовой ситуации 1993 г. провести в Верховном Совете не удалось. Тогда он лег в основу президентского Положения, в соответствии с которым в декабре 1993 г. были проведены выборы в Государственную Думу и Совет Федерации.
    В Положениях было оговорено, что они действуют лишь на выборах 1993 г. Перед вновь избранной Думой встала задача — создать легитимную базу избирательного процесса. В условиях цейтнота и острых столкновений удалось отстоять основные принципы системы, прочерченные еще в проекте рабочей группы Конституционной комиссии. Были наскоро приняты избирательные законы, на основе которых проводились выборы 1995 и 1996 гг.
    В последующие годы избирательное законодательство дорабатывалось и совершенствовалось. Оно в целом отвечало международным демократическим стандартам. Поправки, которые депутаты продолжали вносить в него в 90-е годы, отвечали двум основным требованиям: основы избирательного закона оставались стабильными, а изменения были продиктованы запросами правоприменительной практики. На выборах нормы закона нередко нарушались и искажались, и законодатель включал в закон отдельные изменения, призванные противодействовать административному вмешательству, злоупотреблениям в СМИ, участию больших и «грязных» денег и т.п. В 2002 г. председатель Центризбиркома заявил: в закон внесены «последние серьезные изменения, больше таких не потребуется».
    Вскоре, однако, оказалось, что это не так. В 2002-2003 гг. началась, а в последующие годы ускорилась коренная ломка избирательного закона, замена его несущих конструкций. И изменения эти вытекали из некоего общего проекта переустройства политической системы, обозначаемого эвфемизмами «управляемая», «суверенная» демократия. В трансформации избирательного законодательства изменился вектор: от развития к деволюции. В итоге страна получила совершенно другую избирательную систему.

Три дефекта системы
Идеальной, пригодной для всех стран на все времена избирательной системы в природе не существует. В 90-х годах российские законодатели в нелегких баталиях отстояли смешанную мажоритарно-пропорциональную систему в простейшем варианте: две половины Думы избираются на основе разных принципов, не связанных меж собой. И такое положение вполне устраивало общество.
    Если от этого варианта и пришло время уходить (что вовсе не доказано), то делать это надо было мягче и брать за основу систему, которая успешно функционирует в Федеративной Республике Германии уже более полувека. Германская избирательная система по сути является пропорциональной: политическую структуру бундестага определяет второй голос, который избиратель отдает за ту или иную партию. Но у избирателя есть и первый голос, который он отдает кандидату персонально. Земли ФРГ поделены на равновесные избирательные округа, в которых соревнуются претенденты за депутатские мандаты. Таким образом, избирателю, а не закрытым системам партийного отбора принадлежит решающее слово, из кого будет состоять большинство депутатов, представляющих партию, за которую он проголосовал. Таким образом, предложения партийных съездов проходят проверку на открытом политическом рынке. Кроме того, в ФРГ, например, партия, не преодолевшая заградительный барьер, но сумевшая провести своих     кандидатов в определенном числе мажоритарных округов, допускается к распределению мандатов по пропорциональной системе в соответствии с долей поданных за нее голосов.
В России же с размаху отбросили прежний традиционный для страны, привычный и понятный избирателям вариант и перешли к чисто пропорциональной системе, не существующей ни в одном федеративном государстве. И если вплоть до 2003 года пропорциональная система вообще ставилась под сомнение, а позицию, что полноценный выбор избиратели  могут сделать лишь заглянув в глаза кандидатам, поддерживало большинство депутатов, то с «воцарением» в Думе Единой России эти голоса по понятным причинам замолкли. Их заглушило одобрение, кажущееся всеобщим. И это, может быть, самый удручающий момент новой политической ситуации. Не приходится сомневаться, что если бы сверху была дана иная команда (например, возврат к чисто мажоритарной системе), депутаты, губернаторы и официальные СМИ с таким же единодушием высказались бы и за такой поворот.
    Принятая ныне в России система дефектна по меньшей мере в трех отношениях. Она, во-первых, ведет к окостенению нашей недоразвитой партийной системы, обеспечивая вместе с некоторыми другими нововведениями преференции для квазипартии большинства, слитой с исполнительной властью и являющейся по сути всего лишь передаточным механизмом от высшего политического руководства к средним и низшим группам бюрократии. Существующий порядок закрепляет монополию поставленных во главе партии и заведующих партийным строительством чиновников на формирование партийных списков, отбор кандидатов и открывает широкие возможности для манипуляций — вплоть до коррекции состава уже избранных фракций.
    Во-вторых, эта система выводит за рамки политического поля партии оппозиционного меньшинства, ранее имевшие возможность провести в Государственную Думу своих кандидатов по одномандатным округам и создать там собственное депутатское объединение. Блокирует она также и выход на политическую арену новых партий.
    В-третьих, фактически отменено пассивное избирательное право беспартийных граждан. Они теперь лишены возможности самовыдвижения. Взамен предложена причудливая процедура, посредством которой соискатель вправе испрашивать никоим образом не гарантированное включение его кандидатуры в список любой партии по его выбору. Ничего подобного на деле, конечно, не происходит и происходить не может. Новый закон препятствует приходу в парламент ярких лидеров, заслуживших доверие избирателей, но оказавшихся за пределами партий, допущенных к выборам.
    Если все же так было необходимо перейти на полностью пропорциональную систему выборов в Думу, то следовало, как минимум, уравновесить это прямыми выборами членов Совета Федерации, как это было в 1993 г. Но Совет Федерации был и остается весьма странным учреждением, в котором половина — назначенцы назначенцев (губернаторов), а вторая половина представляет региональные законодательные собрания, которые при некоторых условиях могут быть распущены президентом. К тому же не законом, а всего лишь внутренним регламентом Совета Федерации за его председателем закреплено право блокировать включение в состав верхней палаты любого ее члена, назначенного властями субъекта Федерации. Причем, к этой возможности он уже неоднократно прибегал. Надо иметь очень богатое воображение, чтобы разглядеть в подобном учреждении полноценную палату парламента.

Продолжение следует