Выборы-2011: вместо политтехнологий — мелкое жульничество, но с большими последствиями

Зачем прокремлевскую молодежь со всей России 4 декабря собирают в Москве

Лев Гулько: Здравствуйте. Наш сегодняшний гость — политтехнолог Валентин Жмуркин. С политтехнологами в «Ресете» мы еще не беседовали. Здравствуйте, Валентин.

Валентин Жмуркин: Добрый вечер.

ЛГ: Поскольку вы политтехнолог, давайте поговорим о политических технологиях. Скоро выборы, поэтому естественно, что накопились вопросы. Берем в союзники нашу прессу. «Прокремлевскую молодежь из регионов свезут в столицу на массовое голосование, — пишет «Московский комсомолец». — Многочисленные пользователи одной из соцсетей получили приглашение бесплатно потусоваться в Москве 4 декабря — на зимнем аналоге форума «Селигер». Корреспондент «МК» выяснил, что условий для экскурсии два: взять с собой открепительное удостоверение и проголосовать в столице, а также противостоять оппозиции во время намеченных на день выборов уличных акций».

ВЖ: Уличных протестов.

ЛГ: Да. Вот такая ситуация.

ВЖ: Я бы в первую очередь очень попросил бы всех и всегда разделять избирательные технологии и мелкое жульничество.

ЛГ: А это…

ВЖ: Это, безусловно, мелкое жульничество.

ЛГ: Жульничество?

ЛГ: Вне всякого сомнения. Никакого отношения к технологии это, безусловно, не имеет. Технология — это процесс совершения последовательных действий, неизбежно ведущих к тому или иному результату. Здесь мы имеем дело не с технологией. Здесь мы имеем дело с попыткой создать поддержку для партии «Единая Россия» именно в Москве, где всерьез надеяться на высокие результаты очень сложно.

ЛГ: Я вас перебью. А какие результаты для них высокие?

ВЖ: Высокие — это первое место.

ЛГ: Сколько процентов?

ВЖ: Я думаю, что… Это, конечно, очень банальная дворовая социология, но, несмотря на очень широкий круг общения, у меня нет знакомых, которые бы по доброй воле или по принуждению когда-либо в жизни голосовали за эту партию.

ЛГ: У меня тоже.

ВЖ: Я думаю, что после политической реформы, когда ответственность за результат все больше и больше снимается с местных властей, ищут новые формы. Я, честно говоря, подозреваю, что «Народный фронт» был создан именно с той целью, чтобы изъять этот электоральный ресурс из рук губернаторов и нижестоящей вертикали и зафиксировать его на уровне тех или иных политических комиссаров. Я думаю, что это одна из первых подобных акций, которые будут реализованы.

В Москве будет довольно мало честных голосов за «Единую Россию», а это имеет значение, в том числе при распределении мандатов внутри самого списка «Единой России». То есть определяющим будет физическое число голосов, отданных за ту или иную партию в конкретном регионе. И, чтобы получить хотя бы обещанные думские мандаты, московская региональная группа должна набрать определенное число голосов. Отсюда и возникают подобные вещи. Поскольку молодежь — это та самая группа, которую в регионе загнать на выборы практически невозможно (я думаю, что московская молодежь в этом смысле не исключение), то проведение какого-то подобного мероприятия с концентрацией в нашем городе 100 или хотя бы 50 тысяч «правильно голосующих» с открепительными талонами на общем фоне низкой московской явки даст очень серьезный процент.

ЛГ: Я все, конечно, понимаю. А если человек, взявший открепительное удостоверение и пообещавший проголосовать за «Единую Россию», на самом деле проголосует за какую-то другую партию, например за КПРФ. Кто к нему в кабинку зайдет?

ВЖ: Здесь опять же не технология, а старинное жульничество. Он никогда не будет иметь дело с пустым бюллетенем.

ЛГ: То есть все уже готово?

ВЖ: Да. К сожалению, я знаю, что даже у некоторых оппозиционных партий с давних выборов сохранились марки, которые делают бюллетень подлинным. Ведь сам бюллетень не имеет степени защиты. Для этой цели используются марки-наклейки. И те, кого развозят автобусами по участкам, никогда не имеют дела с чистыми бюллетенями. Они получают их уже заполненными. Их задача — вынести с участка для голосования пустой бюллетень. То есть бюллетени вбрасываются не в саму урну, они вбрасываются в оборот. Не секрет, что явка у нас не очень высока. Более того, избирательные комиссии даже никогда не печатают число бюллетеней, соответствующее числу избирателей. Реально пришедших к урнам гораздо меньше. А запас и марок, и бюллетеней есть всегда. И я думаю, что с контролем за тем, кто за какую партию проголосовал, проблемы не возникнет.

ЛГ: Спасибо вам большое. Давайте мы на этом закончим первую часть, а во второй части продолжим разговор о выборах и попытаемся разобраться, что дают открепительные талоны и что такое «карусель».

Махинации с открепительными удостоверениями

ЛГ: «Открепись и расслабься». Так называется публикация в «Новых Известиях», куда обратилась учительница одной из столичных школ, которая рассказала, что руководство школы настоятельно порекомендовало педагогам взять открепительные талоны. Как выяснилось, подобные «советы» дают подчиненным директора и других школ Москвы. А в регионах тем, кто «открепился», дают бесплатные билеты в кино или соответствующую им (билетам в кино) денежную компенсацию. Вот такая история. Ну хорошо, я понимаю, человек открепился. А дальше куда он пойдет с этим откреплением? Это технологии?

ВЖ: Это жульничество. Технология — это попытка повлиять на умы избирателей. Вот это технология. А то, о чем вы говорите, действительно жульничество, которое, прямо скажем, нарушает наши с вами избирательные права, так как речь здесь идет, в частности, о том, что люди с открепительными удостоверениями, люди бессовестные или угнетенные, подневольные, покатаются с ними по нескольким участкам. Ведь сличить данные открепительных удостоверений на разных участках практически невозможно, особенно при достаточно умелом их рассеянии в массиве избирательных участках в таком городе, как Москва.

ЛГ: Да.

ВЖ: Более того, люди, которые возьмут открепительные талоны и пройдут один тур этой увлекательной игры в карусель, могут впоследствии даже сбежать из автобуса, потому что данные их открепительных удостоверений и без них совершенно спокойно будут использованы недобросовестными членами избирательных комиссий. И если бы могли нарушить тайну голосования и получить итоги по открепительным удостоверениям, я бы там посмотрел, что называется, exit pull. Неужели эти голоса будут поданы за какие-то разные партии? Так или иначе, это очень важный момент, и мне кажется, что у нашей оппозиции, несмотря на ее демократическое и либеральное лицо, зреет мысль о том, что можно нарушить такое святое право гражданина, как тайна голосования.

ЛГ: В каком смысле?

ВЖ: Почему-то до сих пор никто не вышел с простой инициативой о введении альтернативности тайного голосования. Чтобы можно было сделать это голосование явным.

ЛГ: То есть?

ВЖ: Человек, уверенный в себе, в своей жизненной позиции, а также в том, за кого он отдает голос, должен, на мой взгляд, иметь возможность открыто и явно выразить свое отношение — например, поставить свою подпись или оставить какие-то свои эксклюзивные данные в открытом источнике. Ведь все сокрытие нарушений строится на том, что путем пересчета голосов или опроса избирателей ни подписи, которые ставятся в поддержку кандидатов, ни результаты голосования проверены быть не могут. Это черный ящик из передачи «Что? Где? Когда?».

ЛГ: Тогда будут стоять две урны, и если ты хочешь открыто, то вот сюда. Так?

ВЖ: Если хочешь открыто, даже урна не нужна. Будет достаточно определенным образом отметиться… Это как если бы в Академии наук голосовали именными черными и белыми шарами. И тогда появится прекрасная возможность по списку избирателей выявить истинное волеизъявление граждан. Эту технологию, возможно, стоит каким-то образом продумать, чтобы она была доступной и удобной. А сама по себе тайна голосования как демократическое достижение, на мой взгляд, была актуальна во времена Древней Греции, Рима и различного рода «сатрапий», когда у избирателей были весомые основания беспокоиться за свою жизнь и здоровье.

ЛГ: Хорошо. Здесь тоже все понятно. Понятно, что это снова не технология…

ВЖ: Это снова карусель.

ЛГ: Это снова карусель. Карусель, противодействовать которой, насколько я знаю, хотят КПРФ и «Справедливая Россия». Они даже целые команды создают.

ВЖ: Команды они создают, но, к сожалению, бороться с этим невозможно, потому что люди замкнуты, люди боятся. А если вдруг наблюдатель ловит какого-то из участников карусели и задает вопрос: «Что это у вас за бюллетень? Почему вы его уносите?», тут же возникают сотрудники полиции, которые вполне резонно говорят о нарушении тайны голосования и сообщают, что забрать бюллетень с участка — это святое право избирателя.

ЛГ: Хорошо, с этим решили.

ВЖ: Может, стоит дать классическое определение карусели?

ЛГ: Дайте.

ВЖ: Смысл этой процедуры заключается в том, что недобросовестный избиратель отчитывается перед теми, кто платит ему деньги или обещает какие-то льготы за «правильное голосование», тем, что приносит незаполненный бюллетень — тот, который он получил на избирательном участке. На входе он имел заполненный бюллетень. А вынесенный им бюллетень заполняется нужным образом и, соответственно, передается следующему участнику карусели. И дальше по кругу. Это единственный способ безупречно проконтролировать результаты голосования.

ЛГ: Вот теперь понятно. Спасибо. На этом вторая часть заканчивается. А в третьей части мы поговорим о результатах, о том, что будет после выборов.

Бюджет 2012—2014 годов глазами политтехнолога

ЛГ: Как пишет «Независимая газета», «в ближайшую пятницу Госдума утвердит во втором чтении бюджет страны на 2012—2014 годы. Этот документ предусматривает сокращение расходов на образование, здравоохранение, культуру и ЖКХ — примерно в полтора раза по доле суммарных госрасходов». Это то, что происходит во всем мире. Мы тоже этим затронуты. «Одновременно также примерно в полтора раза вырастут расходы на безопасность, правоохранительную деятельность и оборону. Такой сенсационный анализ бюджета представили экономисты на круглом столе под символическим названием «Есть ли жизнь после выборов». Интересно было бы узнать, как общество, которое проверят на прочность, будет на это реагировать.

ВЖ: Вы знаете, я бы начал с того, что ожидаю появления политической силы или выступления какой-то из действующих политических партий, которая бы выдвинула очень простой лозунг: «Господи, ну сколько можно мучить свое стремительно вымирающее население, пытаясь улучшить экономические показатели за его счет?!». Нас всего-навсего 150 млн. Любые так называемые расходы на население, на мой взгляд, несопоставимы с нефтегазовой рентой, и попытки здесь что-то выкроить в целях повышения экономических показателей мне кажутся совершенно беспомощными.

ЛГ: А кто должен за это отвечать? Банкиры? Нефтепромышленники?

ВЖ: Я бы не стал в данном случае отделять банкиров и нефтепромышленников от общей системы государственной власти. В Конституции Российской Федерации четко прописано, кому принадлежат недра. Я думаю, что наше государство и крупный бизнес, особенно тот, который связан с сырьем, неразрывно связаны. И наше государство является тем самым механизмом, который обеспечивает эту деятельность. Это взаимопроникающая субстанция, если можно так выразиться.

О том, что это последует после выборов, стало ясно не вчера и не позавчера. На мой взгляд, была даже попытка выстроить политическую конфигурацию с обновленным «Правым делом», которое должно было инициировать и отстаивать наиболее вурдалакские законы, касающиеся платного образования, здравоохранения, снижения прочих социальных расходов, тем самым обеспечивая им парламентскую трибуну. Я точно не знаю, что могло измениться — возможно, была просчитана безответность нашего народа, а также то, что реальные последствия будут ощутимы лишь примерно к концу следующего года, то есть после думских и президентских выборов, когда от электората уже ничего не будет зависеть. А нравиться ему в течение ближайших пяти (для депутатов) или и шести (для президента) лет никому совершенно не нужно.

ЛГ: У меня есть знакомый — молодой ученый, который живет и работает то в Канаде, то в Соединенных Штатах. Он когда-то отсюда уехал, но собирается вернуться. Его приглашают сюда работать. Его все устраивает, да и личная жизнь его связана теперь с нашей страной. Я с ним разговаривал на днях, и он задал мне вопрос: а бунта не будет? Я ему сказал, что он сошел с ума. Какой бунт?! А Вы как думаете?

ВЖ: Я думаю, что не будет. Потому что даже эти меры не поставят народ на грань выживания. Жизнь станет, может быть, менее тучной. А может быть, это сокращение вообще коснется только каких-то процентов. То есть, народ не получит того, что мог бы получить. Учитывая ту степень намеренного и уже многолетнего отстранения людей...

ЛГ: То есть, такого, как в Греции, где народ не хочет расплачиваться за банкиров, не будет?

ВЖ: Такого не будет. У нас нет профсоюзного движения. Ближайший начальник, будь то прораб на стройке, завуч в школе или главврач в больнице, — первая и последняя инстанция, которая имеет хоть какое-то влияние на нашего гражданина. К сожалению. Об этом говорит отсутствие какого бы то ни было намека на профсоюзное движение. Хотя, на мой взгляд, даже для криминала это классическая схема. Ведь это же было бы крайне интересным поприщем. Можно было бы пересматривать результаты приватизации, внедряться в управление заводами.

ЛГ: В Америке когда-то такое было.

ВЖ: Совершено верно. Но даже эти пассионарные, не побоюсь этого слова, и активные люди, к сожалению, не взялись за эту отрасль общественной жизни, прекрасно понимая ее бесперспективность. Возможно, причина в том, что профсоюзное движение было полностью дискредитировано в советские времена, когда оно сводилось к взносам и невнятным путевкам. А может, оно и сейчас существует таким образом. Так или иначе, но никакой связи между собственной, персональной жизнью и тем, что происходит в государстве, у нас нет.

ЛГ: То есть, нас ждет застой? Бунта не будет.

ВЖ: Что значит ждет? Я в принципе не помню у нас этапов бурного динамичного роста и развития хоть в какой-нибудь отрасли.

ЛГ: Но какое-то движение ведь было?

ВЖ: По отдельным видам спорта — в зависимости от преференций президента.

ЛГ: А в политической жизни, в социальной?

ВЖ: В политической жизни застой у нас наступил с того момента, когда явка избирателей перестала иметь хоть какое-то значение для определения результатов выборов. И уж точно с того, когда у нас стали назначать глав субъектов Федерации. Посмотрите хотя бы на те полномочия, которые фактически имеет Государственная дума по отношению к системе исполнительной власти! Все это превратилось в простую декорацию.

ЛГ: Понятно. Вот такие неутешительные итоги, дорогие друзья. Но, тем не менее, партии борются, выборы будут, жизнь какая-то идет. Мы же на позитиве должны закончить. Жизнь идет.

ВЖ: Я очень надеюсь, что партии перестали оглядываться на Кремлевскую стену и ждать оттуда подачек, что они, наконец, стали смотреть на избирателя и пытаться понравится ему. И я очень надеюсь, что если не этот, то следующий наш парламент будет отражать волю избирателей. И тогда можно будет сказать: не взыщите!

ЛГ: Спасибо вам большое. Политтехнолог Валентин Жмуркин был сегодня у нас в эфире. Спасибо.

Материал подготовили: Мария Пономарева, Лев Гулько, Алексей Козин, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов