Государственное устройство

Кирилл Рогов: Правила нарушения правил, ч. 3

Я думаю, что эта система на самом деле начала складываться… Я упоминал о том, что в такие переходные, трансформационные периоды часто бывает, что государству не хватает возможностей. Оно не может применять силу по отношению к гражданам и политическим структурам, потому что в переходный период новые органы власти, новые правила еще не сложились, и возникает такая промежуточная ситуация.

По некоторым причинам, как мне представляется, из этой промежуточной ситуации мы должны были выйти. Но мы вышли из нее специфическим образом. Например, маленький малыш проходит пешком под столом. А потом человек вырастает, и он уже не может проходить пешком под столом. Но представьте себе, что человек вырос, но приучился ходить на корточках. Вот примерно то же самое, на мой взгляд, произошло и с нами. Когда мы преодолели, с одной стороны, эту неразбериху, на самом деле заложенные ей некоторые искажения мы сохранили как основу функционирования правовой системы.

В основе этого лежит специфика отношения к праву. Но эта специфика отношения к праву может давать разные эффекты. И вот эффекты, которые мы видим здесь, — это формирование такой полукапиталистической системы, которая наполовину функционирует как рынок и капитализм, а наполовину сохраняет внерыночные механизмы регулирования. И это мне кажется важным.

Я не смогу с такой подробностью восстановить сейчас, как это функционировало в дореволюционной России. Несомненно, связь есть. И связь заключается в той привычке отношения к праву и в том, что всегда административная иерархия важнее, чем писаное право. То есть те структуры, которые накладывают как бы общие ограничения. Административная, вертикальная торговля оказывается более важной для организации общества, чем законы. Это сохраняется. Важно увидеть, как это работает.

Я думаю, что в каком-то приближении то, что я описываю, — не уникальная особенность России. Наверное, в других странах тоже можно встретить, когда совмещаются рыночные механизмы и какие-то внерыночные иерархические механизмы регулирования. Не думаю, что это совершенно уникальная особенность России.

Экономисты называют такие ситуации институциональными ловушками, когда общество знает, что плохие институты. У нас ведь все знают, что у нас высокая коррупция и очень плохие институты. Мы видим по опросам, что это абсолютно консенсусное мнение всего населения. Так думают домохозяйки, политические лидеры, оппозиционеры, профессора. Они все думают одними словами про это. Но при этом мы видим, что спроса на действенные изменения этой ситуации нет. То есть общество адаптировалось к плохим институтам, и хотя понимает, что они несут издержки и ряд неудобства, но, в силу ряда причин, издержки на изменения этой ситуации выглядят для общества еще более высокими.

Кто-то привык получать прибыль за счет этой вертикальной торговли выше своей экономической эффективности и уже не знает, сумеет ли он выжить, если эта вертикальная торговля, эти права на нарушение правил будут отменены. Кто-то не знает, насколько он конкурентоспособен будет в другой ситуации. В общем, люди адаптируются, и им трудно принять решение о том, что ситуацию надо изменить. Это и есть институциональная ловушка, когда плохие институты сами себя воспроизводят.

Я думаю, что здесь много всяких соображений и обстоятельств, почему очень трудно реформировать МВД. А как реформировать, если его смысл тоже заключается в том, что оно выдает права на нарушение правил? Оно участвует в этой вертикальной торговле. И, наверное, что-то можно сделать, какие-то частные улучшения внести, временные стабилизаторы. В принципе, система МВД функционирует так, как только и может функционировать в этой среде.