Особая персона

Ваххабизм — это попытка очистить ислам от агрессии

Теперь мы, если поняли на таком высоком метафизическом уровне, то должны отдать себе отчет в том, что вязкая глина — она в лице рационалистских институтов политического общества, куда ислам вбрасывается. Он приходит как откровение, а не то, что можно взять из опыта, вспомнить из прошлого, оживить из преданий прошлых, предыдущих поколений… А он приходит как блеск молнии, которая вдруг открывает то, что в человеческом опыте не содержится. Это призыв к абсолютно иному, но тем не менее тесно связанному с интимным и духовным «Я» внутри человека. С его ежеминутным, ежесекундным присутствием здесь и теперь. Это как бы напоминание о финальности всего. 

В обычной традиции — индуизм, даосизм — люди как бы погружены в безвременье: «Ну, умру, мой дух перейдет еще куда-то там». В принципе, бесконечные превращения, переходы из одной комнаты в другую. В единобожии есть вот этот вкус, что ты есть здесь и сейчас, а потом тебя не будет совсем. И только Бог может оживить и вернуть тебя в Конце Всего таким образом, чтобы твое существование здесь и теперь в качестве Ивана Ивановича было не напрасно. Чтобы ты как Иван Иванович поднялся и дал отчет обо всем, что ты сию секунду творишь. 

Теперь вот эта концентрация на «Я» на интимном присутствии связана с идеей абсолютно потустороннего, абсолютно иного, абсолютного разрыва со всем сущим. Это интимно связанные две вещи: мое «Я» и абсолютно иное. Вот в этом парадоксе есть пафос единобожия. 

Что такое ваххабизм? Ваххабизм — это одна из попыток — не самая плохая, но, может быть, и не самая удачная, — очистить ислам от агрессии, от проникновения вот этого естественного человека, естественной глины назад. Ислам распространяется в определенной человеческой среде. Естественно, в этой среде до ислама были традиции, представления, предрассудки, наработки, которые людям дороги. Они хотят сидеть на двух стульях. Они хотят быть мусульманами, но поступать так, как их отцы и предки поступали за тысячу лет до ислама. Хотя Коран, в котором Бог говорит прямым языком пророку и через пророка, говорит: «Вы хотите верить, как ваши отцы. А если ваши отцы верили в полную чушь?» Буквально так. 

Теперь люди хотят следовать адатам, люди хотят, так сказать, контактировать со своими мертвыми: отмечать девять дней, сорок дней, заниматься спиритизмом, чем угодно. Ислам говорит: «Нет. Этого всего ничего нет — апелляции к вашим местным святым, апелляция к вашим мертвым. Культ предков — это гнусное язычество. Это все пережитки антропоцентризма. Вы должны иметь только то отношение к принципу неведомого, которое делает вас инструментами провиденциального замысла. Только к нему вы должны обращаться, только это дает смысл вашим жестам и действиям. Строго следуйте откровению». 

Естественно, у местных сил, связанных с рационалистским полем данной культурной матрицы, это вызывает негативную реакцию. Они говорят: «Это проклятые ваххабиты, которые наносят удар нашему традиционному исламу». Хотя есть только один ислам — ислам, принесенный Авраамом, ислам, принесенный Моисеем, ислам, принесенный Иисусом, ислам, принесенный Мухаммедом. Это динамические откровения одного и того же монотеизма, противостоящего мировому язычеству. 

Нет никакого традиционного ислама, который существует у татар или ингушей. Есть ислам Бога, который дан в откровении на предельно четком и ясном, не позволяющем его перетолковать или переврать языке. Когда мы слышим разговоры о том, что есть какой-то традиционный ислам — «наш» традиционный ислам, в который верили наши предки, — мы имеем дело либо с шаманами, не имеющими отношения к исламу, либо с откровенной госагентурой, пользующейся вот таким специфическим языком. 

Естественно, ваххабиты являются не оптимальной, возможно, попыткой очищения, которые, в свою очередь, может быть, где-то превращаются в какую-то секту. Расставляют те акценты, которые тоже как бы становятся отклонением. Но это динамическая жизнь. В исламе с самого момента его возникновения у Мухаммеда, да будет мир над ним, существовала оживленная теологическая дискуссия. Десятки направлений. И это показатель жизни. Эта дискуссия кипит и поныне. 

Сегодня, например, очень мощная дискуссия разворачивается между теми же ваххабитами и, например, ихванистами, братьями-мусульманами. В частности, между салафитами и ХАМАС в Секторе Газа. Очень мощная идет дискуссия. Политический ислам или политика — это грязное дело, и нельзя заниматься политической интригой потому, что это оскверняет задачи такого чистого ислама. Там это одно из направлений дискуссий. 

Другое направление дискуссии, скажем, — это шииты и сунниты. Потому что шииты вообще стоят на той позиции, что до прихода ожидаемого Магдиса, который явится с Иисусом, вместе со вторым пришествием Иисуса в конце времени, чтобы бороться против Антихриста, — вот до этого времени любое правительство нелегитимно. Легитимно только правительство Магды и Иисуса во втором пришествии. До этого времени попытка устроить халифат, организовать шариатское государство — это все нелегитимные попытки. Но борьба должна идти за приход Магды и за второе пришествие. 

А сунниты считают, что правитель может быть вполне легитимный и законный, если он не преследует мусульман открыто. Если он хотя бы на словах говорит, что у нас шариат признается и является основой законодательства, то уже против него нельзя выступать. 

То есть такой конформистский подход. Но внутри этого суннитского конформистского подхода есть жесткий подход, который говорит: «Нет, только за халифат и за шариатское государство, шариатское пространство».