Особое видео: RESET. ПЕРЕЗАГРУЗКА

Бизнес и культура (ч. 3)

ПШ: У меня, может быть, последний вопрос: когда мы сейчас рассуждали, может быть, мне так показалось, мы учитывали прежде всего Москву, Питер. А вот региональные учреждения. Там же какие клады эти музеи. А с сохранностью так себе. В районных центрах музеи, в усадьбах и еще где-то. С этим что делать?

ЛГ: Так я понимаю, что этот закон и будет как раз регламентировать.

ГИ: Этот закон рамочный. Он только говорит о праве и возможности государства. К нему, конечно, необходим закон о меценатстве в виде конкретных предложений по налоговым льготам и компенсациям. Когда говорят о Законе о меценатстве, не очень четко понимают, что это такое. У нас есть Закон о благотворительности. Меценатство — один из видов благотворительности, имеющий специфику, не более того. А когда мы говорим, что нам нужен закон о меценатстве, имеем в виду, что нам нужна конкретная налоговая или бюджетная схема, которая стимулирует социально ответственный бизнес и интересующегося культурой и искусством человека на то, чтобы свои средства вкладывать в эту сферу. Должна быть заинтересованность. Такой заинтересованности мы видим сейчас мало. Хотя уже есть какие-то вещи налоговые, которые достаточно эффективны. То же, скажем, народное художественное творчество — у нас оно под НДС не попадает. Производство, прокат и показ национальных фильмов у нас тоже от НДС освобождены.

То есть у нас есть целый ряд норм, которые имеют явно выраженный стимулирующий характер. Но их недостаточно. И недостаток этот во всех направлениях. Вот я бы обратил внимание на законодательство об объектах культурного наследия. О памятниках истории культуры.

ЛГ: Это больная тема.

ГИ: Вот где мы должны собственнику создать экономическую схему, когда бы ему было выгодно вложить в реставрацию памятника. Реставрация в несколько раз дороже нового строительства. И при нынешней схеме, когда нет стимула вкладывать в эту сферу, мы противопоставляем обязанность сохранения памятника истории культуры и экономическую целесообразность жизни. Когда субъекту, который использует памятник, удобнее все снести и, оставив одну стену, все построить из стекла и бетона, потому что это обойдется ему гораздо дешевле, мы никогда не выстроим его заинтересованность в сохранении.

ЛГ: Мы же можем упростить и не давать ему это делать. Это памятник.

ГИ: Правильно. Мы так и делаем. Не даем. Но! Вы не дадите, а я не буду вкладывать. И у нас посреди Москвы стоят дворцы, которые никто не реставрирует. Их кому-то не дают, а кто-то не хочет в них вкладывать.

ЛГ: А государство? В сторонке, что ли?

ГИ: Государство после известных событий начала века столько имеет памятников культуры и искусства, что оно не может их содержать. И оно на протяжении всех девяноста лет не содержало их в должном виде. Храмы были известно в каком состоянии. Они в силу свей естественной прочности сохранились до нашего времени. Многие из них. Дворцы. Только в одном Питере 300 дворцов. Кто их может содержать? Их может содержать, конечно, частично бюджет. Но по нашей концепции, концепции развития федеральной целевой программы культуры России, предполагается, что лет через 15—20 только три тысячи особо ценных объектов может остаться в федеральной собственности. И вот их федеральное государство может содержать. Еще часть — несколько десятков тысяч — останется в собственности субъектов муниципалитета, которые тоже смогут их содержать. Там будут располагаться учреждения государственные.

Естественно, будут сохраняться наши предыдущие музеи и театры. Но основная масса может быть сохранена с использованием только частного интереса. А частный интерес должен быть простимулирован на владение и пользование этими памятниками. Многие считают, что если вы сейчас создадите какой-то интерес для владения этими памятниками, вы как бы поддерживаете богатых. Но поддерживая богатых, мы же даем им возможность вложить гораздо больше в этот объект, чем мы даем ему от государства.

ЛГ: Давайте мы о перевоспитании нашего электората поговорим в следующей нашей части.