Особое видео: RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА

Истинные цели голодовки Ходорковского, ч. 2

ЕЛ: Вернемся все-таки к Ходорковскому.

ЛГ: Да.

ЕЛ: Даже не столько к публикации, а к ситуации с голодовкой. Потому что мне показалось, что не все ясно: почему вдруг голодал Ходорковский? И почему вдруг я говорю, что он боролся с коррупцией?

ПШ: И почему к Медведеву обращался?

ЕЛ: В своей голодовке. Итак, Ходорковский бился не за себя. Это четко и ясно сказано в его заявлении о голодовке. Ходорковский бился за то, чтобы поправки президентские о декриминализации экономических преступлений работали. А ведь эти поправки как раз направлены на крушение очень серьезной коррупционной схемы правоохранительных органов. Ведь что такое наехать на бизнесмена правоохранительным органам и посадить его под арест в СИЗО? Это «А» — не дать ему защищаться человеческим образом. «Б» — выжимать из него деньги. В огромном количестве случаев.

Лучше, конечно, об этом расскажет Яна Яковлева. Она занимается этой проблемой среди предпринимателей. Было принято решение, поправки, внесенные в УПК по инициативе президента, перечислил он вам. Есть энное количество статей Уголовного кодекса, которые признаны статьями экономическими, и по ним нельзя применять арест.

ПШ: Так Ходорковский же не экономический.

ЕЛ: Статьи, предъявляемые, инкриминируемые Ходорковскому и Лебедеву, из этого самого экономического списка.

ПШ: А что же тогда Мосгорсуд?

ЕЛ: Подождите. Дальше: когда эти поправки были введены (они совсем недавно были введены — по-моему, 9 апреля), Хамовнический суд продлил меру пресечения в виде содержания под стражей Ходорковскому и Лебедеву. Меньше чем за месяц произошли отказы в изменении меры пресечения или избрание ареста как меры пресечения в отношении людей, которым инкриминируются экономические статьи. Потому что порушились — уже только с введением в действие — огромные схемы коррупционные. То есть правоохранители, те, которые занимаются коррупцией, потеряли огромное количество денег. И поэтому они попытались сделать вид, что таких поправок не существует.

Поэтому в решениях судов о продлении меры пресечения было сказано, что обстоятельства не изменились. Как это не изменились? Принят новый закон. Там, где у нас материальная норма наказания, мы считаем: обратная сила, не обратная сила, а в отношении уголовно-процессуального сказано четко в УПК. Действует тот закон, который есть на момент принятия решения. Все. Нельзя продлевать. Нельзя избирать арест, содержание под стражей в виде меры пресечения. Нельзя. По этим, по этим и по этим статьям.

ПШ: Но тем не менее Мосгорсуд взял и оставил без изменения.

ЕЛ: Некоторые делали вид, что ничего не произошло. Как сделал Хамовнический суд. Он как раз сказал, что ничего не изменилось. Значит, два способа борьбы с этой борьбой с коррупцией. И второй способ — попытаться сказать, что люди не по экономическим статьям привлекаются. В отношении предпринимателей это самое распространенное.

ПШ: А какие?

ЕЛ: Самая распространенная статья — мошенничество.

ПШ: То есть они мошенники, что ли?

ЕЛ: Да. Но мошенники бывают экономические, а бывают общеуголовные. То есть, если там наперстки или что-нибудь на улице, это мошенничество общеуголовного характера. Или к вам подошел на улице человек и сказал: «Дай мне денег, а я тебе сейчас пригоню задешево автомобиль».

ЛГ: И пенсионеров выбирают при этом.

ЕЛ: Да. Это общеуголовное мошенничество. А мошенничество, совмещенное с экономическими статьями, — это экономическая статья.

Значит, образовалось две схемы противодействия борьбе с коррупцией в правоохранительной системе. И Ходорковский прекрасно понимал, что, поскольку к его процессу привлечено внимание, это значит резонансный процесс. И сейчас будет создан прецедент на его процессе, который потом покроет всю страну. Этой схемой будут пользоваться все, в отношении совершенно других безызвестных экономических…

ПШ: Так он боролся не против того, что он сидит в СИЗО, а против того…

ЕЛ: А он все равно бы не вышел.

ПШ: Нет, ребята, из меня не надо делать прецедент.

ЕЛ: Из меня не надо делать прецедент. Вот в чем был смысл голодовки. Раз. Второе, почему он обратился к Лебедеву, но не прекратил голодать, пока об этой ситуации не был уведомлен президент. Потому что президент — инициатор. Но следить за тем, что происходит в судах, обязан был Верховный суд. Поэтому он не стал обращаться к президенту. У президента своих дел по горло. За это отвечают господин Лебедев и Верховный суд. За то, как происходит применение законов в судах общей юрисдикции.

ПШ: Хорошо, если он не экономический преступник, то какой?

ЕЛ: Но потом Московский городской суд как раз — в отличие от того основания, которое привел Хамовнический суд, — подтвердил, что да, Ходорковский у нас не экономический. Хотя у меня тут выписки из томов уголовного дела — 175, 180, 185, — где черным по белому сказано в уголовном деле, что он у нас экономический.

Ну что ж, прецедент создан. Посмотрим, что будет дальше. Еще разборка вокруг этого прецедента не закончилась. Но ведь получилось, что Мосгорсуд перехитрил сам себя.

ПШ: То есть?

ЕЛ: Желая создать этот прецедент с Ходорковским, я так понимаю. Потому что у госпожи Егоровой других мотиваций быть не может. Он принял совершенно другое решение, о котором они не подумали. Если Ходорковский не экономический, а об общеуголовных статьях говорить не приходится, значит, он какой заключенный? Значит, он заключенный политический.

ЛГ: Логика такая.

ЕЛ: А другого нет. По логике вещей получается, что Ходорковский — политический заключенный. И все разговоры в Европейском суде по правам человека, когда шло разбирательство по делу акционеров ЮКОСа, — это не дело Ходорковского, напоминаю, это дело акционеров ЮКОСа… То есть теперь акционеры могут сказать о результате этого решения, что они были лишены собственности по политическим мотивам. Теперь это принятое решение фактически Московским городским судом.

ЛГ: Московский суд подставил Российскую Федерацию под Страсбургский суд.

ЕЛ: Подставил Российскую Федерацию. Да.

ПШ: Теперь они будут говорить, что, ребята, вы преследуете Ходорковского по политическим мотивам.

ЕЛ: Следовательно, дело ЮКОСа — политическое. Значит, мы были лишены нашей собственности по политическим мотивам. Все, что можно сказать.

ПШ: То есть Мосгорсуд превратил экономического заключенного в политического?

ЛГ: Да. Сам того не ведая.

ЕЛ: А косвенным подтверждением того, что здесь очень далеко не все в порядке, является как раз результат встречи президента с зарубежными инвесторами, когда обсуждали вопросы создания Сколково. Когда зарубежные предприниматели четко сказали президенту: «Мы с радостью, но создайте нам альтернативную систему, специальную систему для нас юстиции. Потому что ваша дремучая, туземная — нам не годится. Она не гарантирует».

ПШ: То есть они не хотят в Хамовнический суд идти.

ЕЛ: Нет. Они не хотят ни в Хамовнический, ни в Мещанский.

ПШ: А в Басманный?

ЛГ: И что ответил президент?

ЕЛ: Президенту это очень не понравилось. Но я думаю, что он подумает. Президент сказал, что у нас все делается по закону. Все это еще раз возвращает нас к тому, что реформа судебной системы, как, собственно, и многие другие реформы, сегодня наталкиваются на коррупционные схемы, на сопротивление. Но это не значит, что надо опускать руки. Надо работать.