Еженедельная передача: RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА

Новое федеративное устройство

Лев Гулько: Начнем мы нашу передачу со всяческих нововведений. Спикер Госдумы Борис Грызлов поделился своим видением того, как должны развиваться федеральные отношения. И он уверен, что гордое звание «субъект федерации» может носить лишь тот регион, который самодостаточен с финансовой точки зрения. Грызлов полагает, что все главы регионов должны называться одинаково: глава субъекта Российской Федерации.

«Коммерсант» пишет, что суть сенсационного предложения заключается в том, что если какой-то субъект федерации является убыточным, живет за счет других регионов, его нужно объединить с другим субъектом, чтобы эта территория была самодостаточной. «Ведомости» пишут, что появилось желание продолжить укрупнение регионов, приостановленное из-за кризиса.

Павел Шипилин: Это было на Госсовете. Там много таких интересных предложений прозвучало. В частности, шла речь о законопроекте «О парламентском контроле». Что вообще на Госсовете происходило интересного?

Геннадий Гудков: Мне сложно сказать, что происходило на Госсовете. Я, так же как и вы, следил за Госсоветом по скупым комментариям на телевидении.

ПШ: Интересно было?

ГГ: Мне кажется, он был очень важным. Потому что по большому счету обсуждалось политическое будущее страны: куда мы идем, что мы строим, к какой системе мы придем.

Выборы 11 октября показали, что политическая система России в тупике. Что нам нужно двигаться либо в тоталитарное государство, как это было когда-то, — и тогда из единого центра всем процессом управлять, в том числе частотой мигания глазами и количеством чихов и кашля, — либо мы должны модернизировать политическую систему и сделать ее более или менее приемлемой для XXI века.

Именно поэтому я попросил, чтобы Сергей Михайлович Миронов озвучил тему государственного контроля. Сегодня СМИ утверждают, что нет ничего более важного с политической точки зрения и судьбоносного, чем наш закон. Я говорю «наш закон» уже от имени пятнадцати авторов — это все фракции практически, включая «Единую Россию».

ПШ: А в чем его суть?

ГГ: Это закон, который дает парламенту присущую ему вторую функцию. То есть все парламенты мира, за исключением Государственной думы РФ, решают две задачи: первая — это контроль над исполнительной властью, а вторая — законодательная работа.

У нас про первую напрочь забыли в 1993 году, после расстрела парламента из танков. И сказали, что ничего вам контролировать не дадим. Вот сидите и принимайте законы, которые мы будем потом критиковать или вам спускать сверху. Собственно, так оно и происходит. Поэтому на сегодняшний день парламент бесправный. Парламент не способен бороться с коррупцией внутри власти, не способен следить за исполнением российских законов.

У нас на сегодняшний день есть единственная реальная власть — исполнительная, которая закрыта от контроля, критики, обладает полномочиями и поэтому, естественно, вся поражена, как куст смородины тлей массовой. Естественно, этот закон носит в первую очередь антикоррупционный характер. Как раз по поводу этой рыбы, которая гниет с головы.

Парламентский контроль во всем мире — это механизм, очищающий голову от коррупции. Это работающие комиссии, которые выстраиваются на межфракционной основе. В большинстве стран для создания таких контрольных комиссий парламента требуются 20—25, максимум 30 процентов голосов. Мы предлагаем пойти традиционным для России путем: комиссия должна быть создана все-таки большинством голосов.

Но право такое парламенту необходимо дать. Такие комиссии, работающие в публичном и гласном режиме, состоящие из политических оппонентов — единственные придуманные в мире средства, очищающие власть от коррупции. Другого механизма просто не существует.

ЛГ: Геннадий Владимирович, а сами комиссии будут подвержены этой самой коррупции, как смородиновый куст?

ГГ: Кто они? Кого вы имеете в виду?

ЛГ: Эти самые парламентские комиссии.

ГГ: Очень трудно быть коррумпированным, если вы ведете заседание комиссии в присутствии телекамер, журналистов, общественности, если за вами наблюдают, если ваши действия могут быть раскритикованы, если существуют внутри комиссии серьезные политические разногласия между членами. Практически невозможно. И мы ввели цивилизованную норму в нашем законе, что комиссией должен руководить депутат фракции, не имеющей, как мы написали, большинства в Государственной думе. То есть все-таки функция оппозиции.

ПШ: Это ведь явный удар по вертикали, которую долго выстраивали. И вы это сознаете. У вас в связи с этим были какие-то контакты и переговоры?

ГГ: Безусловно. Я в данном случае человек идейно одержимый. Не знаю, хорошо это или плохо. Я все-таки считаю, что моя работа в Государственной думе — возвратить парламенту властные полномочия. Вот я сейчас шучу в кулуарах, что я устал бороться за интересы правящей партии. Ведь вы же, говорил я депутатам от «Единой России», получите гораздо большее влияние, большие возможности, ответственность. Станете нормальным органом власти. Ну что же вы превратились в промокашку для правительства, которое промакивает вами всякие решения!

И вы знаете, я не встречал еще ни одного депутата, который бы не понимал, что надо делать. Я не знаю, как они будут голосовать и как будут выступать. Но я считаю это моментом истины. Все, кто имеет мужество и честность, просто обязаны подписать этот документ.

Мы сказали, что готовы сделать авторами весь парламент. Другого способа не существует. Это демократический механизм. Это путь к демократическому государству. Путь к тому, чтобы оппозиция имела возможность сказать свое слово. Необязательно, что только оппозиция. Вместе с правящей партией. Это по большому счету прорыв в государственном строительстве России.

Ну что вертикаль власти нам дала? Лишь массовую коррупцию…

ПШ: Не в этом дело. Вертикаль власти сопротивляется этому проекту?

ГГ: Еще как. Я могу сказать, что внутри власти идет брожение. Честные и умные люди в исполнительной власти понимают, что все равно парламенту такие полномочия рано или поздно будут возвращены. Именно возвращены. Я подчеркиваю: возвращены.

ПШ: То есть ничего нового?

ГГ: Ничего нового. 200—300 лет работают эти механизмы. Они и у нас работали — правда, в замороженном виде — при КПСС. Парламент России, Советского Союза, Верховный Совет обладали правом контроля. И там не было никаких ограничивающих моментов.

Другое дело, что он не применялся. Потому что была партия, была центральная комиссия партийного контроля и ее инстанции на местах. Это не работало в силу того, что подменялось партийными органами, как и все прочее. А вообще этот инструмент был заложен во всех базовых принципах строительства Советского Союза. Не существует ни одного государства с бесправным парламентом.

Вот я вчера покинул Китай. Я могу сказать, что у них мощнейшим средством контроля являются парламентские комиссии. Коммунистическая партия Китая, которая вроде бы все контролирует, создает в парламенте механизмы контроля.

ПШ: Вернемся к Госсовету, который прошел в пятницу. Кроме упоминавшихся нами укрупнений регионов и этого законопроекта, что еще, с вашей точки зрения, было интересного?

ГГ: С укрупнением регионов я бы не делал далеко идущих выводов. На сегодняшний день благодаря безграмотной, а может быть, и грамотной в определенном смысле политике Минфина 70 процентов россиян — это неучи, бездари и, извините меня за непарламентское выражение, придурки, неспособные прокормить сами себя. С кем им объединяться? С Москвой и Санкт-Петербургом?

ПШ: Два региона осталось.

ГГ: Два региона осталось. Это Татария и Ханты-Мансийск. С кем объединяться-то?

То есть мы ведем такую финансовую политику, при которой регионы сегодня, я буду говорить откровенно, сосут лапу и вынуждены с протянутой рукой стоять у Минфина и у других ведомств. И при этом мы говорим, что вот они несамостоятельные, они не умеют работать. А откуда берутся профициты бюджета? Пушкин что ли их создает или регионы России?

ПШ: А в чем ошибка?

ГГ: Почему НДС раньше был налогом, который собирался и в бюджет регионов, и в бюджет всей федерации, а сегодня он собирается только в бюджет федерации? За последние десять лет произошли столь серьезные ухудшения источников финансирования, что по большому счету и у губернаторов, и у мэров давно потерялся всякий интерес работать на результат, на развитие. Проще всего сегодня стоять с протянутой рукой, отработать механизм откатов, клевать с руки, которая тебе чего-то дает, аплодировать и говорить, что все замечательно и хорошо.

ПШ: То есть «вертикаль власти» выстроена?

ГГ: Выстроена. Вертикаль власти, к сожалению, приводит к массовым откатам. Это не просто так выстроено. И давайте говорить откровенно: сегодня эта система очень порочная. Потому что если губернатор вынужден идти на некие сделки с совестью...

ПШ: И попрошайничать...

ГГ: …И попрошайничать, значит, его ломают. Никакому человеку не хочется унижаться и идти на сделки с совестью. И не дай бог идти на сделки, при которых кому-то чего-то потом поступает в карман. Но тем не менее это есть.

Да, я согласен: наверное, есть регионы сегодня, которые объективно не могут себя обеспечить. Может быть. А что делать сегодня с нашими кавказскими народами, которые дотируются на 70, 80, 90 процентов?

ЛГ: Вот сейчас Хлопонин пришел. Он же экономист.

ГГ: А что будет Хлопонин делать?

ЛГ: Ему президент сказал: вытаскивай экономически.

ГГ: Первый документ, который должен написать Хлопонин — о необходимости объединения Северо-Кавказского округа с Москвой.

ЛГ: Может быть, и напишет.

ПШ: Если я правильно понимаю, президент все-таки говорил — по крайней мере это как-то прозвучало — про выборы в Госдуму. Сделал выбор между тоталитаризмом и нормальным демократическим государством.

ГГ: Сам факт проведения Госсовета позитивен. Но я бы не пытался замолчать серьезность проблемы российской демократии. Можно ерничать, можно говорить, что мало исков, но если все население страны глубоко убеждено, что выборы сфальсифицированы, а 70 процентов вообще перестали ходить на выборы…

Помните такой анекдот про Леонида Ильича Брежнева? Выпустили на его юбилей марку. Потом обнаружили, что она не приклеивается. Оказалось, что десять процентов страны лижут эту марку не с той стороны, а остальные плюют не с той стороны.

Мы чего хотим? Мы хотим времена КПСС, когда с фигой в кармане все давали клятвы? Ну, пожалуйста. Садам Хусейн 95 процентов имел, до того как его разгромили американцы.

Поэтому серьезность ситуации очевидна. Кто-то говорит, что у нас сегодня отлажена система выборная и о том, что мы в принципе построили многопартийную систему. Это очень оптимистично. Потому что сегодня мы построили систему, очень близкую к худшим временам КПСС. При которой осталось только закрепить в статье Конституции руководящую роль правящей партии со всеми вытекающими последствиями. Шестая статья.

Поэтому, конечно, демократизации избирательного законодательства не будет без демократизации, в разумном смысле, Российской Федерации, без изменений, без модернизации власти.

Я сегодня прилетел из Китая. Они разработали программу. Первое — они дали экономическую свободу. Реальную. Там нет чиновников, которые измываются над людьми. Там идет развитие бизнеса. Там уже 60—70 процентов ВВП создается за счет среднего и малого бизнеса Китая. Это же гигантский ВВП!

Во-вторых, они сейчас последовательно идут по пути политических модернизаций. У них десять партий в парламенте. И понятно, что там пока доминирует КПК. Но они готовятся к тому, чтобы сделать нормальный механизм управления.

У них провинция — это провинция. Это не тот субъект федерации, который стоит на пороге и мерзнет с протянутой рукой. Это серьезная территориально-административная единица федеративного государства, на которую опирается Китай.

ЛГ: Последний вопрос по этой теме. Представьте, ваш законопроект по парламентскому контролю прошел на «ура». Когда же изменится ситуация в стране?

ГГ: На следующий день. Правительство станет воровать меньше. Люди правительства. Не само правительство.

ЛГ: Вы считаете?

ГГ: Люди правительства станут воровать намного меньше. Или, наоборот, станут понимать, что через две-три недели наступят необратимые последствия.

Вы знаете, я не являюсь каким-то таким ортодоксальным, непримиримым противником членов партии «Единая Россия». В «Единой России» собрана определенная, может быть, даже большая часть российской политической элиты. Очень много людей в самой «Единой России», во фракции, которые желали бы навести порядок. Желали бы сделать что-то для страны, но не могут. Им сказали нажимать кнопки и дальше никуда не ходить, они это и делают.

А на самом деле там сосредоточен достаточно большой интеллектуальный и профессиональный потенциал. Он мог бы использоваться, в том числе комиссией парламентского контроля. Я вам сразу говорю, что изменения начнутся на следующий день.