Особое видео: RESET. ПЕРЕЗАГРУЗКА

Новый договор СНВ: кто кого обманул — мы Америку или Америка нас?

Лев Гулько: 8 апреля в Праге подписан новый договор о мерах по сокращению стратегических наступательных вооружений. Медведев и Обама подписали в Праге новый российско-американский договор о стратегических наступательных вооружениях. Этот договор, как пишет российская пресса, предусматривает, что Россия и США сокращают и ограничивают свои стратегические наступательные вооружения определенным образом. Таким, чтобы через семь лет после его вступления в силу и в дальнейшем суммарное количество вооружения каждой страны не превышало определенного количества единиц.

Во-первых, кому договор выгоднее? Соединенным Штатам Америки или России? Во-вторых, как он влияет на ядерный расклад в мире? Потому что, скажем, Иран или Северная Корея… Да плевать они хотели на все сокращения.

Павел Шипилин: Если при договоре или сделке какая-то из сторон считает, что она обманула противоположную сторону, то договор состоялся, на самом деле. Интересно, как мы обманули Америку, и как Америка обманула нас?

ЛГ: Если обманула.

ПШ: Если есть обман.

Станислав Белковский: Нет. Я думаю, что это договор особой честности в отношениях между нашими странами. И он важен не сам по себе, а по своим стратегическим последствиям, не связанным напрямую с ядерным вооружением. Потому что для России подписывать договор о сокращении наступательных вооружений — это все равно что мне подписывать договор об ограничении у меня количества денег с изначально заданной планкой, значительно превосходящей ту, что я мог бы заработать за всю свою жизнь. У России и так не останется через несколько лет наступательных вооружений в оговоренных в договоре объемах. Поскольку наше ядерное оружие стареет, выходит из строя и списывается.

ПШ: Тогда зачем Америке нужен этот договор? Если все равно противник условный…

СБ: Договор необходим, чтобы показать, что новая модель американского доминирования, о которой мы говорили в этой студии, работает. Теперь Америке не нужны враги. Ей нужны только друзья. Ее механизм контроля — это контроль над элитами. А метод контроля — в душевных объятиях. И договор СНВ стал именно символом этой новой модели американского доминирования. И воплощением ее в жизнь. В том, что касается российско-американских отношений.

ЛГ: А зачем они нам? Нам он нужен, чтобы элита смогла легализоваться на Западе. Только для этого?

СБ: Не только для этого. Для нашей правящей элиты жизнь — налаженная задача. Системообразующая. Без которой все остальное не имеет смысл.

ПШ: То есть это условие такое?

СБ: В договоре не записано это условие. Но очевидно, что мы теперь не враги с Америкой, а друзья. И в отличие от прежней республиканской администрации, которая жила стандартами и стереотипами биполярного мира, в котором Россия играла роль врага, новая американская администрация живет представлениями однополярного мира. Где врагов в принципе быть не может, за исключением несистемных стран, которые не разделяют некие базовые ценности. Типа Ирана и КНДР.

ЛГ: Станислав, вы говорите о нашей элите. А военная элита наша тоже входит сюда?

СБ: Нет. По социологическому определению к элите относятся люди, причастные к принятию важнейших политических решений.

ЛГ: А военные?

СБ: Наша военная элита давно находится за этими рамками. Поэтому, собственно, к элите она давно не относится. И никто ее не спрашивает.

ПШ: Хорошо. А насколько вообще этот договор можно воспринять серьезно? Америка не так давно в одностороннем порядке вышла из этого договора, и дело с концом.

СБ: Она вышла из договора нераспространения. А не из договора СНВ. Нет. Его можно воспринимать всерьез именно по последствиям, а не по содержанию того, что там написано. Это новая модель мира. Мир становится по-настоящему однополярным. Он де-факто стал таким двадцать лет назад, но Америка вела себя по-старому. Она выискивала себе врагов. И легитимировала себя как ведущую мировую силу через этих врагов и необходимость консолидировать цивилизационный мир вокруг идеи противостояния. Сейчас ей это больше уже не нужно. Мир и так у ее ног. Поэтому, зачем вообще кого-то консолидировать «против»? Только «за».

ЛГ: Если вдруг они хотят, насколько я понимаю, «воспользоваться» нами. «Воспользоваться» в кавычках возьмем. Скажем, для защиты себя от Ирана, например. Нас притянуть к этому делу.

СБ: Да. Они активно и притягивают, конечно.

ЛГ: Теперь что касается Ирана и какой-нибудь Корейской Народной Демократической Республики. Как этот договор на них влияет или не влияет? Или им наплевать? Не следят за ним?

ПШ: А на Польшу?

СБ: Польша и Чехия не являются ядерными державами. Амбиций, по-моему, не испытывают. Вы что имеете в виду? Размещение ПРО? В Румынии, скорее всего, будет ПРО.

ПШ: Да. В Румынии.

СБ: России придется с этим согласиться. Главное, чтобы это было красиво упаковано. Чтобы Америка дала понять России, что с ней согласовано. Как договор об удушении России в объятиях, он имеет большое значение для формулирования новой позиции России по Ирану и КНДР. То есть с ядерным оружием как таковым это не связано. С наступательными вооружениями. Но это связано с тем, что, легализуясь на Западе, наша элита вынуждена будет брать на себя все новые и новые обязательства в тех вопросах, которые Америку реально интересуют.

ЛГ: Президенты США и России обсудили санкции против Ирана. Медведев заумный, а Обама — жесткий. Или они все-таки оба за одно и то же? Потому что Медведев как-то жестко сказал по поводу СНВ и событий в Иране. Он сказал, не помню сейчас дословно... Он сказал, что все-таки надо им дать по голове, грубо говоря.

ПШ: А Ирану страшно стало после этого договора? Они же следят за всеми этими событиями.

СБ: Я думаю, что, в принципе, Ирану стало не страшнее, чем было. Поскольку Ирану совершенно понятно, что сами по себе юридические договоренности каких бы то ни было третьих сторон имеют значение только как способ оформления военных и политических решений. То есть, грубо говоря, будут бомбить Иран или нет? Это важно. А как это будет оформлено, в общем, для Ирана второстепенно.

Это важно, скорее, для всех остальных. Чтобы это было одобрено Советом безопасности. Чтобы все с этим согласились. Чтобы Америка не была в одиночестве, как в Ираке. А для Ирана не все ли равно? Его бомбят по резолюции Совета безопасности.

ПШ: То есть Америке стало небезразлично, как к этому отнесется ООН?

СБ: Америке стало небезразлично, чтобы она стала лучше.

ПШ: А, имидж?

СБ: Не только имидж. Но и сама проблема глобального американского доминирования. Это гораздо больше, чем имидж. Потому что не секрет, что за годы правления последней республиканской администрации Буша степень легитимности Америки как глобального мирового лидера сильно понизилась. И задача Обамы — это восстановить. Что он и делает. И делает это достаточно успешно. Кто бы там что ни говорил.

ЛГ: Будут бомбить Иран?

СБ: Если не договорятся, то будут.

ЛГ: А мы как себя будем вести? Америка — понятно. Понятно, что будут бомбить.

СБ: Помните, как по известному околодипломатическому анекдоту, — уклончиво. Впрямую мы бомбить не будем, но и протестовать против этого не будем.

ЛГ: Если что, мы поставим свои аэродромы, для того чтобы они дозаправлялись. Действительно, такое доминирование. И хорошо всему миру будет.

СБ: Всему миру уже хорошо. Важно только, чтобы он это понял. Расслабился и получил удовольствие.

ЛГ: Так он и делает.

СБ: Да. Поэтому все разговоры о том, что Обама ведет к ослаблению Америки, не стоят и выеденного яйца. Он ведет дело к такому усилению Америки, которого еще свет не видывал.

ЛГ: Значит, режиссер Майкл Мур не снимет фильм про Иран?

СБ: Любой художник имеет свойство разочаровываться в своем правителе. Поэтому к концу второго срока Обамы, может быть, и снимет.