Положение русскоязычного населения в Эстонии

Максим Рева, председатель Союза неграждан Эстонии, ч. 1

Двадцать лет тому назад Эстония вышла из состава Советского Союза. При этом существует официальная эстонская формулировка, что Эстония была оккупирована. Я же, как и многие мои коллеги, говорю о том, что Эстонская Республика просто поменяла свой формат. Оккупации не было. И Эстонская Республика, кстати говоря, осталась правопреемницей той Советской Социалистической Республики и исходит из многих принятых тогда экономических и политических документов.

Что же произошло за эти 20 лет? Надо сказать, что как раз в Прибалтике развернулся, возможно, первый после развала Советского Союза конфликт между Западом и Россией. Причем этот конфликт тянется до сих пор. Он холодный. То есть именно в Прибалтике сохранилась холодная война. И война это ведется, так сказать, на лабораторном уровне. То есть идут эксперименты. Страны Запада, в основном, конечно, США, сморят, как можно нанести максимальный ущерб достаточно мощной крупной нации с сильнейшей культурной основой и при этом не навредить себе, не получить в ответ уже физического, военного удара. Поэтому начались реальные эксперименты.

Первое, что произошло с русскими в Эстонии, — из общественной жизни быстро стал вымываться русский язык. И одновременно с этим стала вымываться вся русская интеллигенция. То есть закрылись основные крупные предприятия, где работала техническая интеллигенция. Так сложилось, что в Эстонии в основном была техническая интеллигенция. Мгновенно за полгода обнищали. И, скажем так, не осталось никакого движителя общественного процесса, то есть тех, кто мог бы направить русское движение в какое-то правильное русло, как-то организовать его. Очень многие люди первые годы просто пытались выжить. Через удаление русского языка из общественной жизни был нанесен первый удар по общению. Русские разделились на русскоязычных и так называемых европейцев, которые не захотели оставаться с маргинализированными русскими, с русскими маргиналами, чуть ли не совками, застрявшими в Советском Союзе, и решили двигаться дальше вместе с эстонцами. Им бы интегрироваться в Европу через эстонцев, через эстонскую культуру. На деле, забегая вперед, могу сказать, что эти люди очень сильно обожглись. И многие из них сейчас очень строгие критики эстонского государства. При этом все снова стали русскими, потому что в конечном итоге им жестко указали на их место в эстонском обществе.

После того как был нанесен удар по языку, пошел удар по ценностям. И первое, что попытались уничтожить, — это Русская православная церковь. Не получилось. Не получилось потому, что что-то не просчитали. Наверное, решили, что после развала Советского Союза общество, прожившее уже 50—70 лет в СССР, не вступится за церковь. Вступилось. На крестный ход в защиту церкви, в защиту ее имущества по большому счету вышло 50 тысяч человек. Эстонское правительство поняло, что это достаточно большая масса, и рисковать дальше не стало. Церковь, конечно, оказалась в очень плачевном состоянии. Все ее имущество отобрало государство. И сейчас Русская православная церковь арендует свои же собственные храмы. Самый наглядный пример — Пюхтицкий монастырь. Монастырь, где покойный патриарх Алексий Второй часто бывал, откуда он в принципе вышел (он родился рядом с этим монастырем). Сейчас земля рядом с этим монастырем — собственность государства, и монастырю приходится брать ее в аренду. Вот такая ситуация.

Таким, значит, был следующий удар. Тем не менее желаемого эффекта он не дал. И община осталась достаточно целостной. Да, она не сумела родить, сформировать внутри себя какие-то мощные политические силы, но здесь надо отдать должное эстонским спецслужбам, которые весьма активно противодействовали любой организации русских. И при этом не скрывали своих целей. У нас есть такая книжка, как «Ежегодник полиции безопасности», где написано, что основной задачей полиции безопасности является недопущение политической организации русских. Надо сказать, что полиция безопасности с этой задачей изумительно справилась. Хотя и сама по себе община не пошла дальше. То есть сумели превратить русских в русскоговорящую интеллигенцию, но этот слой русского среднего класса не такой, как в России. Это в основном высококвалифицированные рабочие. Эти люди все равно остались на чисто русских или прорусских позициях.

И тогда (тоже, наверно, просчитав) решили нанести удар по основной ценности, вокруг которой сплачиваются русские. Эта ценность — победа в Великой Отечественной войне. И здесь произошел достаточно интересный конфликт. С одной стороны, ревизия Эстонией истории, в результате которой советские войска предстают оккупантами. С другой стороны, 9 Мая, центр Таллинна, памятник завален цветами каждый год, и каждый год туда приходит все больше и больше людей. Приближались выборы, и одна из правящих партий сочла, что демонтаж памятника как ценности, обедняющей русских, будет хорошим предвыборным ходом. Демонтаж проходил по жесткому варианту, причем не без провокации со стороны государства, которое фактически спровоцировало беспорядки в городе. Намеренно спровоцировало беспорядки, а потом жестко их подавило. Опять намеренно показали русским, где их место.

А эта реформистская партия до сих пор имеет высокий рейтинг, и строится он на том, что три года тому назад она показала русским их место, избивая их дубинками, избивая их в Д-терминале Таллиннского порта. Это был фактически концлагерь, который двое суток существовал в Европейском Союзе. Туда заводили людей, избивали без суда и следствия. Достаточно неприятная тема. У меня есть друзья, которых очень сильно там избили. Издевались над людьми, сажали их в камеры. Два, три дня в Эстонии был настоящий фашизм. То есть во время «бронзовой ночи» там было настоящее фашистское государство. Однако просчитались и здесь. Не сумели уничтожить эту ценность. Перенос памятника на кладбище привел к тому, что если раньше в центре города к памятнику приходило 30—40 тысяч человек, то теперь каждый год 9 Мая город парализован. Потому что к этому памятнику теперь приходит 100—120 тысяч человек, пересекая одну из самых важных транспортных артерий города. Город останавливается. В Таллинне пробка бывает только один день в году — 9 Мая. Не получилось. Я думаю, что в Европе, то есть на Западе, сделали из этого выводы.

Почему нам надо смотреть на Эстонию? Я четко вижу, что происходит сейчас в России, вижу, как подменяются понятия. То же самое было в Эстонии. То есть понятие «русский» подменили понятием «русскоязычный». А когда три-четыре года тому назад мы пытались снова ввести понятие «русский», нас обвинили в национализме. Я тогда просто выходил и говорил: назовите мне русскоязычного генерала, назовите мне русскоязычного писателя, назовите мне русскоязычного деятеля культуры. Вы их не назовете. Вы назовете русского генерала Барклая-де-Толли, вы назовете русского генерала Багратиона, вы назовете огромное количество писателей, которые писали на русском языке. И они были русскими. Хотя по национальности они могли быть евреями, татарами, кем угодно, но они всегда называли себя русскими писателями и этим гордились. Три-четыре года неимоверных усилий, и сейчас люди снова начали себя называть русскими. Они стали говорить: у нас русская, а не русскоязычная община. А что происходит в России? Переход от понятия «русский» к понятию «россиянин». Ну назовите мне «россиянского» писателя! Вы же назовете русского писателя. Что у нас «россиянская» культура?! Нет, у нас русская культура. Равно как и в Эстонии. Там русская община, которая пытается сохранить русскую, а не «русскоговорящую» культуру. Такие маленькие подмены понятий постепенно расшатывают общество.

То же самое с 9 Мая. Это же на самом деле страшно, когда возле школ у детей берут интервью, а они не знают, что за праздник 9 Мая. На самом деле для нас это сакральная вещь, мы вокруг нее объединены. Объединены так, как, наверное, ни один народ не объединен вокруг какого-то исторического события. Победа. Я нигде в Европе такого не наблюдал, чтобы дети, внуки, даже правнуки победителей занимали деньги в банке и проводили праздничные мероприятия 9 Мая. Именно это происходит в Эстонии. Это, я вам скажу, наша маленькая победа. Почему? Потому что все-таки есть еще у нас что-то русское, что-то такое, что мы можем сохранить. Вот это, может быть, то, на что стоит посмотреть здесь, в России.