Навального — в президенты. Что ждет РФ после 2020 года. Реформа МВД

Распад страны — не вопрос будущего, он уже произошел на низовом уровне

ЛГ: Итак, просуществует ли Российская Федерация до 2020 года? Автор этой публикации — Сергей Петров, депутат Государственной думы, фракция «Справедливая Россия», основатель группы компаний «Рольф» (для тех, кто знает, что это такое). Что дальше? Этот вопрос висит в воздухе, на его фоне совершаются сделки, ведутся дискуссии и разрабатываются «стратегии-2020». «Я почти уверен, — пишет Сергей Петров, — что Россия не просуществует в нынешних границах до 2020 года. Это не либеральная страшилка или псевдопатриотическая спекуляция, а неизбежное последствие политики последнего десятилетия… Сегодняшнее тревожное настроение заставило меня вспомнить о появившемся больше 40 лет назад эссе молодого советского диссидента Андрея Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года». Доморощенного пророка, как водится, арестовали и отправили в лагеря. Кто-то из редких читателей счел автора сумасшедшим, кто-то — фантастом. Писалось эссе в 69-м, распространилось в 70-е. Эпоха казалась воплощением стабильности, но автор, как мы знаем, ошибся в прогнозе всего на семь лет».

ЕГ: Должен сказать справедливости ради: в начале 90-го года, когда Михаила Сергеевича Горбачева избирали президентом СССР в прямом эфире, я в тот же день написал статью «Михаил Горбачев — последний президент СССР».

ЛГ: То есть, не один Амальрик…

ЕГ: Нет. Я попытался, конечно, опубликовать это в перестроечных газетах. Единственной газетой, где удалось это опубликовать, был орган тогдашнего Латышского народного фронта. Эта газета продавалась и в Москве — у меня есть какие-то экземпляры. То есть, мысль о том, что Советский Союз доживает последние годочки, была довольно распространенной. Теперь вернусь к мысли Сергея Петрова. О чем свидетельствует появление такого рода статей? Петров очень серьезный человек, и я его очень уважаю, тем более что он депутат Государственной думы. Я знаю многих других людей, которые говорят об этом в открытую. Мысль о том, что Россия может развалиться, вошла в оборот.

ЛГ: Не сейчас.

ЕГ: Помните, когда-то, очень много лет назад, нас пугали Бжезинским?

ЛГ: Да.

ЕГ: Теперь об этом открыто говорят вполне приличные российские люди. Что это означает? Ровно то, что было при избрании Горбачева. Очень высокая вероятность, что это может произойти. Причем, в какой форме? Конечно, с моей точки зрения, распад на какие-то суверенные государства маловероятен. Я бы сказал так: Россия уже и сейчас фактически не является федерацией. Возьмите Чеченскую республику.

ЛГ: Конечно. Это понятно.

ЕГ: Нет. Не только. У нас постоянно приводят этот пример, говорят, что там уже чуть ли не свое законодательство. Возьмите любую нашу область, даже не обязательно национальные республики. Возьмите Приморский край...

ЛГ: Давайте возьмем.

ЕГ: …Или любую область в центральной части Российской Федерации, где нет никаких национальных…

ЛГ: В Москве есть замечательное представительство…

ЕГ: Да, Москва. При Юрии Михайловиче Лужкове Москва была Московским княжеством в составе некоей страны, которая называется Россия, и жила абсолютно по своим законам — и финансовым, и экономическим. Проводились свои выборы — так, как это было нужно Юрию Михайловичу. Конечно, вышестоящему начальству — президенту или премьеру — отдавали честь. Когда президент или премьер-министр приезжает в какой-то регион, конечно, там ходят на цыпочках, строят потемкинские деревни; потом он уезжает — а у нас там Кущевская. То есть, распад страны на самом деле у нас уже произошел. Причем не просто на эти 83 субъекта Федерации, он произошел даже на более низовом уровне. Все эти муниципальные дела… Скажем, Сагра. Сейчас очень много случаев, которые показывают, что дисперсия дошла до самого низа...

ЛГ: Да.

ЕГ: И люди вообще-то живут вне государства. Что ведь у нас произошло? Мало того, что наша федерация стала асимметричной, когда некоторые субъекты по факту имеют больше прав, чем должны иметь по Конституции. Это первое. Второе то, что у нас нет государства. Государство у нас приватизировано. Возьмите правоохранительные органы, которые (не все, конечно, но остов) по большей части занимаются бизнесом, крышуют и так далее.

ЛГ: Может, в этом есть какое-то рациональное зерно? Может, надо распасться до конца, а потом собраться на каких-то других условиях?

ЕГ: Я не фаталист в данном случае. Говорить, что я патриот… Но я действительно патриот страны. Я хочу, чтобы Россия оставалась в нынешних границах, чтобы это была единая страна, чтобы это было единое культурное, образовательное, экономическое пространство и так далее. Потому что у России колоссальный потенциал именно в тех границах, которые сейчас есть. Но та политика, которую начал проводить уже Борис Николаевич и которая на новом уровне была продолжена Владимиром Владимировичем и проводится до сих пор, привела к тому, что под крики о вертикали власти, которой нет, вместо единой реальной страны мы имеем сейчас какое-то аморфное образование, когда люди живут сами по себе. Да, есть общая валюта. Понятно, что рубль пока действует на всей территории Российской Федерации. Это, может быть, единственное, что сейчас нас скрепляет. Возьмите даже систему образования. В каждом регионе, в каждом муниципалитете и так далее...

ЛГ: Так, может быть, давайте признаем их как действительно…

ЕГ: Вот об этом я и говорю. Де-факто, не де-юре. Де-факто на этом огромном пространстве, которое занимает Россия, мы имеем десятки, если не сотни образований, которые живут по собственным законам и не имеют к федеральному центру вообще никакого отношения. Поэтому два варианта. Первой вариант: закрыть на это глаза и твердить, как у нас сейчас любят, что мы там что-то выстраиваем и так далее. А под эти крики и фанфары все продолжают расползаться по углам. Теоретически в каких-то критических случаях это действительно может привести к выходу из состава Российской Федерации. Хотя я думаю, что это очень маловероятно. Скорее всего, этот кисель, это киселеобразное состояние будет продолжаться еще очень долго.

Вариант второй: все-таки вступить в диалог с собственным обществом. Что такое Россия, многонациональная, федеральная? Это огромное общество. Это 142 млн. человек. Давайте заключать, грубо говоря, новый федеральный договор. У нас много говорят об общественном договоре — между властью и обществом. Но вот федеративный договор, он должен быть непременно. Мы должны понять, что такое региональная политика. У нас сейчас… Когда 60 процентов денег, налогов собирается в Москве, а потом это все распределяется, когда у нас только 20 субъектов — доноры, а остальные — реципиенты, это ненормально. Давайте поймем: мы как общество способны выстроить такую власть, чтобы это все было. Я думаю, эта та развилка, о которой мы говорили в первой части. Потому что при продолжении политики Владимира Владимировича в кавычках… Он воплощение этой политики...

ЛГ: Да.

ЕГ: …Не его личной. Он воплощение. Потому что может быть кто-то третий, который будет ее продолжать. При нем это все, повторю, будет расползаться, как ткань, которая ветшает и ветшает.

ЛГ: Условно.

ЕГ: Да, условно, в кавычках. А при, условно, Медведеве или Навальном в кавычках, как сказал Юргенс (пожалуйста, я был бы только за), то есть при каком-то новом энергичном лидере, эту ткань можно как-то сшить. Да, она будет напоминать лоскутное одеяло, но все-таки одеяло, под которым можно спать, под которым тепло, а не такую, знаете, дырявую ветошь, от которой никакого толка.

ЛГ: Хотя есть оренбургский платок-паутинка. Под ним тоже тепло.

ЕГ: Согласен, может быть и такая аналогия. Но это не тряпка, которая расползается и которая, я повторяю, уже не имеет никакого значения.

ЛГ: То есть, просуществует ли Российская Федерация до 2020 года, это вопрос, так сказать, вполне…

ЕГ: Он правильный, он очень хороший. Но я бы его актуализировал. Потому что сейчас уже стоит вопрос, просуществует ли Россия до 2012 года. Надо выбирать какой-то путь.

ЛГ: Хорошо. Вторая часть закончена. А в третьей части мы поговорим, собственно, о том же, о чем говорили в первых двух, но сделав упор на одну конкретную сферу.