В России отсутствует связь между параграфами законов и действительностью

Дмитрий Орешкин, ч. 2

Партийность в широком смысле, от слова «партия» как группа или некий коллектив, который представляет часть общества и отстаивает свои интересы, будет существовать всегда. Возможно, это будут лоббистские группы, сетевые группы по интересам, но все равно это будут партии. Они, наверное, будут очень существенно отличаться от того, что называется партией у нас.

У нас партия — это иерархия: начальник, центральный комитет и все остальное. Как сказал в свое время Черномырдин, какую бы партию мы ни начинали строить, все равно получается КПСС. Все наши нынешние партии — они в значительной степени КПСС. Обратите внимание, насколько они лидерские. Как в 90-е годы появился Явлинский, так он, по существу, и остается лидером; как появился Жириновский, так он, по существу, и сидит двадцать лет в лидерах; как появился Зюганов, так он и лидирует в своей партии уже два десятка лет. Они консервативны, они бюрократизированы, их серьезный политический интерес заключается в том, чтобы верхушка контролировала все, что внизу, и, соответственно, уничтожала демократию внутри партии. Внутри партий демократии на самом деле еще меньше, чем вне этих партий.

Это очень интересный процесс, когда огромная вертикальная пирамида советской власти как бы в надежде на построение демократического общества была разрушена и на ее месте выросли точно такие же маленькие пирамидки. Будь то Туркмения, Узбекистан (если говорить о государственных структурах) или партии, которые, в сущности, построены по близкому принципу. Это, конечно, отомрет.

И это уже отмирает по мере того, как общество перестает бояться, как люди перестают бояться, по мере того, как вырастает инфраструктура прямого общения — Интернет, где каждый имеет свой рейтинг, зависящий не от вложенных в человека денег, а от его собственных мозгов. Если человек хорошо пишет, его читают. Никого не заставишь читать блоги, которые написаны скучно и плохо. Значит, получается реальная конкуренция реальных людей в свободном пространстве.

Быть лидером интернет-партии можно только до той поры, пока тебе верят, пока за тобой идут, пока тобой интересуются. Как только ты промахнулся, как Акела, ты уже не лидер. Прежде всего, ускоряется политическое время. Волна выносит наверх лидера общественного мнения, и эта же волна, если он утрачивает свои амбиции, потенциал, таланты, его и хоронит. То есть наша партийная жизнь как минимум будет гораздо более мобильной. Все эти иерархии, которые были выстроены двадцать лет назад и до сих пор стоят, обречены на распад просто потому, что они не успевают за темпом жизни.

Будут появляться новые, недолговечные, структуры. Возьмите Соединенные Штаты. «Партия чаепития» родилась за месяц, просуществовала год и сейчас рассыпается. Партия «оккупантов Уолл-стрит» мгновенно родилась и мгновенно рассыпается. То же самое и у нас. «Лига избирателей» — это не политическая партия, а общественная организация, которая возникла на общем интересе. Как только она этот интерес удовлетворит, она, скорее всего, рассыплется. Новая политическая жизнь. И Россия так или иначе в это втягивается. Другой вопрос, что такие темпы политических изменений не соответствуют нашей вертикально интегрированной общественной инфраструктуре. Мы все-таки медленно живем. Мы большая страна и оттого медленная. Пока от кончика носа до кончика хвоста сигнал пройдет, лет десять минет. А сейчас надо быстрее.

Поэтому, думаю, глубокие изменения партийной жизни, конечно, будут, но при этом есть угроза потери всего коммуникационного механизма. Потому что те точки в политическом, бюрократическом или государственном пространстве, которые хотят развиваться быстрее, — они выламываются из общей структуры и пытаются лететь вперед. А это угрожает целостности всей структуры, ведь эскадра, как известно, может двигаться не быстрее, чем самый тихоходный корабль. А некоторые лидеры с мощной энергетикой — я имею в виду крупные города, агломерации, интернет-сообщества — не хотят тащиться с той скоростью, с какой движется самый слабый кораблик. И возникают такие напряжения на растяг.

Я хочу сказать, что ускорение политической жизни, ослабление иерархичности, степенности, солидности российской государственной машины влечет за собой не только позитивные изменения, но и существенные угрозы. В том смысле, что многие не хотят ждать, пока какой-то забытый Богом край или сообщество подтянутся. Интернет-люди очень быстрые и шустрые, они способны принимать решения в индивидуальном порядке. Они могут взять и уехать из России — скажем, в Таиланд. И это тоже проблема, потому что разрушается целостность народа. Человеку-то все равно, откуда заходить в Сеть — из Таиланда, из Брюсселя, из Москвы или из Саратова. А России не все равно.

Россия не готова к таким быстрым переменам. Она не может предложить интернет-людям конкурентоспособную позицию. Она не готова не только идеологически, но и инфраструктурно. И в этом, кстати, вина власти, которая заморозила ситуацию и, соответственно, не успела нарастить инфраструктурные гнезда для таких людей. А раз этих гнезд нет здесь, то они найдут их там — в Канаде, в Соединенных Штатах или в Юго-Восточной Азии. Но когда мы это поймем, будет поздно. Когда власть это поймет, будет поздно. Ускорится отток кадров. Испытание российского общества, российских земель, российской бюрократической структуры на растяжение будет усиливаться. И я вовсе не уверен, что мы его выдержим.

Материал подготовили: Роман Попков, Тарас Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов