Националисты и протестное движение. Работа КС оппозиции. «Несогласные» и власть: расклад сил

Оппозиция и власть: сегодняшний расклад сил

РП: Один мой товарищ, еще по нацбольским временам, высказался как-то очень пессимистично: мол, мы откатились обратно в 2010—2011 годы, то есть в доболотные, додекабрьские времена…

ОК: А что за товарищ?

РП: Сергей Смирнов. Так вот, как ты думаешь, год и в самом деле впустую прокрутился или все же общество неисправимо изменилось?

ОК: Тут вопрос из двух частей. Общество, может быть, даже и не изменилось. Возможно, я излишне романтизирую прежние времена, но я помню по тогдашнему своему кругу «жан-жаковских» знакомых, как с 2008 года все активно ждали либерализации от Медведева.

И я думаю, что это ожидание перемен, этот потенциал, который тогда скопился, как раз и выплеснулся на Болотную площадь — как реакция не на выборы, а на рокировку. Потому что политический год начался, конечно, не 5 декабря, а 24 сентября, это бесспорно.

Так что общество если и изменилось, то лет пять назад.

Удивительно и то, что Путин, на знамени которого не написано ничего, кроме слова «стабильность», сам посвятил этот год уничтожению стабильности. Причем мы видим это не только по тому, что люди выходят на демонстрации на Болотную и дерутся с той же полицией 6 мая на той же Болотной. Мы это видим по тому, как ведет себя власть.

Из власти выпал Сурков, казавшийся незыблемым. Выпал, ну и бог с ним. Однако с ним выпала и та сурковщина, которая определяла облик чуть ли не всей публичной российской политики. В итоге возникли новые люди — в том числе новое поколение единороссов — голодные, амбициозные, циничные. Люди, имен которых мы не знали еще год назад: Сидякин, Бурматов, Железняк тот же самый и так далее. Они, думаю, дадут просраться поколению старых добрых единороссов времен Бориса Грызлова. Мы еще недооцениваем их деструктивный потенциал.

Вот это новое поколение, выражающее интересы нового путинского среднего класса (не обычных людей, зарабатывающих своим трудом, а людей, встроенных в коррупционную вертикаль), ведет сейчас свою атаку. В качестве проявления такой атаки я воспринимаю и приход Шойгу в Министерство обороны, приход Воробьева в Московскую область.

Думаю, власть очень сильно изменится, поскольку кремлевская система уже пришла в движение, и это движение, вполне возможно, уже неостановимо.

РП: То есть к власти пришли экстремисты? А для власти это не очень хорошо, так?

ОК: Именно. Но я не знаю, понимает ли это Путин. Ведь все то, что он с такой любовью строил 12 лет, теперь его же руками и уничтожается, а может, уже и распалось к чертовой матери.

РП: Вот есть два таких слова, которые жгут души людей: «слили протест». Твое отношение к этой проблеме?

ОК: Любая, даже самая точная и корректная формулировка при частом повторении обесценивается. И сегодня, в ноябре 2012 года, выражение «слили протест» без иронии произносить нельзя, как без иронии нельзя произносить: «кровавый путинский режим». С другой стороны, да — формулировка несерьезная, но ведь проблема от этого не исчезает.

Слили или не слили? Извечный спор в течение года: что было бы, если бы мы вышли не на Болотную, а на площадь Революции? Думаю, была бы майская Болотная — на полгода раньше, вот и все. Представьте, Путин сейчас естественным образом исчезает. И что? В России воцаряется демократия, власть хороших людей?

Во-первых, вся эта вертикаль никуда не денется. Она выставит нам нового человека, который просидит еще 12 лет. Во-вторых, оппозиция существует не в том объеме, в каком можно всерьез претендовать на власть.

И все эти разговоры про слитый протест… Думаю, его нельзя было не слить. И тут уже стоит рассуждать. Взять, к примеру, лидеров несистемной оппозиции, которые уже больше 10 лет пребывают в этом статусе, — это и Борис Немцов, и Гарри Каспаров, и ушедший давно в тень Касьянов.

Так вот, у них это оппозиционерство было работой — нормальной работой в путинской системе. Ты кем работаешь? Я — несистемный оппозиционер. О-кей, поехали на конференцию в Торонто.

Не секрет, что и Зюганов, и Жириновский больше всего боятся своей победы на выборах. И вот эти старые несистемные лидеры безумно боятся падения Путина, потому что тогда им придется выходить из этого приятного полумрака, в котором они столько лет живут.

РП: Но за последний год сформировалась новая фаланга таких лидеров. Есть Навальный, Удальцов вот раскрутился…

ОК: Не думаю как раз, что, кроме Навального, возникла какая-то новая фаланга. Это относится и к Удальцову, которого нам телевидение активно сватает в такие новые лидеры. Поскольку Кремлю, которому когда-то был выгоден Зюганов, приятно иметь в качестве главного оппонента человека со Сталиным на майке, человека, рассуждающего о том, что пора бы вернуться в советский социализм. А этого все-таки не все хотят. И тут же Путин — как борец с красным реваншем. Ему такая роль весьма по душе.

Новых лидеров, безусловно, не хватает. Взять хотя бы мартовский митинг на Новом Арбате, когда появление двух новых лиц, молодых и неочевидных — Максима Каца и Веры Кичановой — вызвало наибольшие восторги. Все потому, что этот пантеон либеральных лидеров разбавили наконец новыми лицами.

С лидерами проблема до сих пор, и лидеры должны возникать откуда-то. Вот я уже сказал, что есть Сапрыкин. К сожалению, он пока не понял, что ему пора становиться Махатмой Ганди. И нам придется этого терпеливо ждать.

РП: Что тебя в последнее время, очень ноябрьское во всех смыслах, больше всего воодушевляет?

ОК: Не могу сказать, чтобы меня что-то воодушевляло — сказывается, должно быть, ноябрьское время. Я уже сказал, что была интересная и полезная история с выборами в КС — сама процедура, — но это достаточно локально.

Самое большое количество эмоций у меня вызывает очень странное, агрессивное появление суперминистерства в лице МЧС, Министерства обороны, а заодно и Московской области, потому что все это — команда Шойгу, которая с ним уже 20 лет. У нее уже есть МЧС — этакая частная армия, а теперь к ней прибавилась еще и армия легальная. Такого силового ресурса со времен Берии не было ни у кого.

РП: Так ты считаешь, что это не пресловутый кадровый голод, когда одного человека пихают на одну, другую брешь, а продуманная операция?

ОК: Я не думаю, что операция. А если уж операция, то ее ведет сам Шойгу. Но я всерьез допускаю, что из него нам лепят преемника. Нам много лет внушали из телевизора: да, у нас, конечно, все плохо, зато есть одно крутое министерство — МЧС.

На самом деле это не так, и мы не раз это видели — и в нынешнем году в Крымске, и два года назад при лесных пожарах. Вообще у них генералов больше, чем рядовых, да и ведомство никому не подотчетно… Тем не менее это мощный силовой ресурс, явно недооцененный обществом. Замыкается он на одно имя — на Сергея Шойгу.

Не знаю только, добровольно Путин уйдет или это будет такой латиноамериканский переворот в исполнении Сергея Кужугетовича. Почему нет?

РП: Но мы же у него не забалуем особо, у Шойгу-то? Чем же тут восхищаться?

ОК: Да я и не восхищаюсь. Это вызывает эмоции: тьма сгущается перед рассветом. Я не верю, что наша Россия, наша любимая страна, может погрузиться в такую мексиканскую культуру двухсотлетней давности. Шойгу — это такой же Кадыров, только у него с пиаром получше. А представить Кадырова президентом России я все-таки не могу.

РП: Латинская Америка — там же потом казармы Монкада, яхта «Гранма»…

ОК: Ну вот как раз да. При нашей жизни это все еще может произойти. 

РП: Что ж, продолжаем вглядываться в сумерки и ждем рассвета. С вами были Роман Попков и Олег Кашин. Спасибо, Олег.

ОК: Спасибо.

Материал подготовили: Роман Попков, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Нина Лебедева, Мария Пономарева, Александр Газов