Особое видео: дело ЮКОСа

Вадим Клювгант, адвокат Михаила Ходорковского ч. 1 (10 мин. 30 сек.)

Уважаемые коллеги, я, вслед за Юрием Марковичем, тоже сделаю только маленький экскурс всего на пять месяцев назад. 28 апреля, когда началось то, что называют красиво и громко представлением письменных доказательств со стороны обвинения, в этом же самом помещении мы назвали это действие безумным доказыванием безумного обвинения. И сказали тогда, что прокуроры, которые собираются сплошным методом читать огромный массив разрозненных документов, не объясняя, где они их взяли и к чему они их читают, и все это безобразие называют исследованием доказательств — это такие прокуроры, для которых суд — неизбежная, неприятная формальность. Потому что они давно все решили, приговорили Ходорковского и Лебедева. Им все понятно. О чем они достаточно открыто и без стеснения говорят. А стороне защиты они отвели «почетную» роль жертвы, которая присутствует на собственной казни еще и с кляпом во рту. Это мы сказали 28 апреля, пять месяцев назад. И сказали, что отсюда происходит и демагогия, и откровенное хамство, и откровенная ложь со стороны прокуроров. А как иначе им выполнять задачу, которая перед ними поставлена — задачу по осуществлению или продолжению, или завершению, как хотите, расправы над Ходорковским и Лебедевым. И зачистки всего, что сделано с ЮКОСом. Я прошу прощения за этот сленг. Просто эти термины наиболее точно отражают то, что делает государство в лице государственного обвинения. Тогда же мы сказали, что не собираемся эту плохую пьесу поддерживать и не собираемся роль статистов играть, а собираемся бороться. Пять месяцев солировала сторона обвинения. Что мы думаем по поводу того, что сторона обвинения доказала, мы написали на двух страничках. Эти странички у вас в папочках есть. Я не буду повторяться. Вы можете это все увидеть и прочитать. Там, на самом деле, все очень просто. Не доказали они ничего, что вообще собирались доказать. Зато они опровергли свое собственное обвинение вполне успешно. Это диагноз процессу. Еще более короткий, но емкий диагноз по этому полугодию, а с начала процесса прошло уже полгода (не сразу началось предоставление доказательств), поставил сам Михаил Ходорковский. На сайте нашем khodorkovsky.гu он есть. «Полгода и ничего по делу!». Читали обвинение и спрашивали: а где про хищение нефти? Ответ: «Не скажем». Потом пять месяцев читали документы к доказательствам. Мы спрашивали, где про хищение нефти? Ответ: «Не скажем». Я бы хотел прокомментировать эти пять месяцев солирования стороны обвинения, потому что они полностью подтвердили то, что мы сказали на старте этого этапа. Именно этот процесс, именно это дело в России задает стандарт судопроизводства и вообще правоприменительной практике по уголовным делам, и не только по уголовным. Потому что все, что опробуется в нашем деле, потом тиражируется по городам и весям на всех уровнях и масштабах. Только различается масштаб бедствия, но сами технологии, сами стандарты идут вширь и вглубь. Так вот, какие стандарты установила или закрепила сторона обвинения за эти прошедшие месяцы? То, как они относятся к базовому конституционному принципу состязательности и равноправию сторон. По закону, по Конституции, как сторона обвинения, так и сторона защиты перед судом равноправны. Разница только в том, что у стороны защиты меньше обязанностей. У стороны обвинения их больше. Так трактует наша Конституция. Меньше в одной малости: в том, что сторона защиты ничего не обязана доказывать, а сторона обвинения обязана не только доказать обвинение, которое она принесла в суд, но еще и оспорить все опровержения, на которые ссылается сторона защиты. Только в этом случае, говорит Конституция и говорит закон, вина подсудимых может быть доказана. Как это понимают прокуроры, задающие стандарты, пришедшие из Генеральной прокуратуры? (Один из них даже начальник, — боюсь перепутать сложные названия подразделений, — что-то вроде организационно-методического отдела. То есть, это человек, который учит всех остальных, как правильно поддерживать обвинение в суде. Это Дмитрий Шохин. И два других полковника — тоже из Генеральной прокуратуры.) Во-первых, деятельность адвокатов в целом и нас, защитников и коллег по этому делу, без стеснения и уже не единожды названа «противодействием правосудию и судопроизводству». Какие последствия в виде организационных шагов они сделают, мы посмотрим, но, во всяком случае, это уже не раз продекламировано в судебном заседании под протокол, а не где-то в кулуарах. То есть, состязательность, в их понимании, — то, что им мешает. А они и есть правосудие. Поэтому мы противодействуем правосудию. Встречаться и общаться наедине нам со своими подзащитными незачем и нет в этом никакой необходимости. Достаточно того, что мы в суде видимся через бронированный аквариум. Там есть прорезь и туда можно клювиком просунуться и пошептаться. Сколько еще тебя человек слышат, можно догадываться. Прокурор Лахтин говорит, что этого достаточно. «Мы видим, что они конфиденциально общаются — говорит он, — мы же это видим». Я отвлекусь от нашего конкретного дела, но здесь связь прямая. Не могу не прокомментировать блестящий совершенно законопроект, принятый в конце прошлой недели в первом чтении Государственной думой о полном запрете использования любых технических средств адвокатами при посещении своих подзащитных в следственном изоляторе. Здесь такая предыстория. Адвокаты долго бились и боролись с этим безобразием потому, что это опять состязательность. Следователь может принести туда все, что ему заблагорассудится из технических средств и любого человека туда привести может, а защита не может ничего. И даже если в законе прямого запрета до этой поправки не было, то практика была такая, что на входе «все отдай». Отдай телефон, магнитофон, диктофон, компьютер — все, все, все. Фотоаппарат, даже флеш-карту отдельно от всего пронести нельзя. Наверное, можно пошептать там что-то, и будет незаконная передача информации. Адвокаты долго с этим боролись. Добились решения Верховного суда. Два решения Верховного суда сказали, что это незаконное ограничение. Вот вам ответ законодателя — «ничего нельзя!». В первом чтении уже принято. Потрясающая аргументация, почему нужно принять эту поправку. Оказывается, сил у охранных надзирательских служб следственных изоляторов недостаточно, чтобы бдить за всеми адвокатами, что они там делают во время свиданий со своими подзащитными. Поскольку надзирателей недостаточно или у них глазки устали, значит надо просто запретить. Эта аргументация, которая приводится законодателями в поправке. Совершенно очевидно, что речь идет об усилении односторонних преимуществ со стороны обвинения, которая и так намного сильней по определению. Особенно до судебной стадии, когда идет следствие. Она не сторона, а просто таран такой, который всю силу государства использует, чтобы добиться своих целей, а потом идти в суд и в суде еще продолжать. Но я рискну предположить, что здесь есть и другой мотив. Потому что поправка эта коррупционную экспертизу не проходила. Об этом ничего не сообщалось, а хорошо известно, какой разветвленный доходный бизнес в этих местах делается как раз на коммуникациях. На телефонных звонках, с оплатой этой услуги людям в погонах, на свиданиях с разными людьми, в том числе и приятных. Нам, например, в связи с делом Ходорковского на Читинском этапе пришлось столкнуться даже с фактом, что ребенок появился у людей, между которыми официальных свиданий никогда не было.