Особое видео: дело ЮКОСа

Вадим Клювгант, адвокат Михаила Ходорковского, ч. 2 (9 мин. 39 сек.)

Это хороший доход. Это приятное дополнение к государственной службе. Чего же от него отказываться? Надо его всячески закрепить. Вот принимается закон. Государственная дума все вопросы нашей с вами жизни уже решила и теперь вот озаботилась тем, чтобы сохранить эту ситуацию, углубить и закрепить. 

Это тоже к вопросу состязательности и равноправии сторон. Я уверен, что любой государственный обвинитель по нашему делу целиком и полностью поддерживает эту законодательную поправку. И вам объяснит (только они боятся с вами разговаривать, но если бы не боялись), почему они поправили на пользу правосудия. 

Вот несколько высказываний государственных обвинителей по нашему делу по поводу состязательности и равноправия сторон и прав стороны защиты. «Ходорковский, — говорит прокурор Ибрагимова, — ваше мнение здесь никого не волнует». Это говорится в судебном заседании. «Лебедев, — говорит она же, — все бесполезно. Что запланировали мы, то и сделаем». Прокурор Лахтин несколько раз предъявил обвинение дополнительное Ходорковскому, очень знаковое: «Ходорковский игнорирует доводы следствия, которые содержатся в обвинении в обвинительном заключении». Он смеет рот открывать и не соглашаться с тем, что там наврали в двухстах томах. И еще из этой же серии: «Доказательства, которые мы приводим суду, — говорят они, — полностью соответствуют обвинительному заключению». Такая фрейдовская оговорочка — сначала мы создали обвинение, а потом мы вам в суд принесли доказательства, которые этому обвинению соответствуют. Не обвинение соответствует доказательствам, которые они искали и нашли, а доказательства, которые мы нашли. И все. И хватит. А те, которые не соответствуют, мы вам не покажем. 

Мы заявляем ходатайство. Вот вы изъяли огромное количество документов. Вы их не вернули. Вы их к делу не приобщили. Они не имеют значения потому, что ваши обвинения опровергают. Дайте! «Нет, не дадим». Мы ходатайствуем перед следствием — «не дадим», ходатайствуем перед судом — они встают и говорят, что «и вам, Ваша честь, не дадим. Потому, что они не имеют отношения к этому обвинению. А того, что мы принесли, достаточно для подкрепления вины». Все. Вся состязательность и равноправие.

О гласности. У нас же процесс открытый. Это то, что вас особенно волнует. Вы с этим сталкиваетесь, вы освящаете процесс. «Публика с маргинальным оттенком, которая вообще никто» — это заявление или его аранжировки звучали в суде многократно. По отношению к людям и журналистам, и не журналистам, в том числе лучшим людям страны, которые ходят на процесс. Чего они здесь делают вообще? Чего они какие-то знаки подают. 

Про трансляцию я вообще не говорю. С какой помпой мы начинали... У нас были камеры, мониторы, зал для прессы с огромными мониторами. Все это продержалось месяц. Потому что каждое живое слово бесит и раздражает тех, кто в этом процессе выступает от имени государства, потому что оно высвечивает идиотизм обвинения и такой же, если не больше, идиотизм того, что они называют доказательствами. 

«Договоры о поставках нефти — это еще одна цитата обвинителей, — подтверждают обвинение о хищении нефти». Вдумайтесь только. Договор, по которому одна сторона продала, другая купила и заплатила — это доказательства хищения. Это выходит за пределы судебного зала, начинает комментироваться. И это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Потому что так судьбы людей собираются решать. 

Так зачем же давать возможность это комментировать? Надо быстренько все это прогнать, проштамповать. Поэтому боятся любого живого слова. 

Точно так же хищение нефти доказывается телефонным справочником. Просто берут и читают телефонный справочник… Говорят, что это доказательство обвинения. Или переписка о том, куда положить ключи. Куда положить ключи от офиса ли, квартиры (я уже не помню) — это тоже доказательство обвинения. 

Как тасуют людей. Есть много дел раздробленных из одного дела ЮКОСа. Все про одно и то же. Для чего это делается? Чтобы манипулировать. В одном деле одно напишем, в другом — другое, там маленький кусочек протащим через суд. 

Они говорят — это у нас преюдиция. У нас есть масса таких примеров. Все противоречит. Один пример вам приведу. 

Есть человек. Это испанский подданный Антонио Вальдес Гарсия. Человек, который приехал, поверив нашим доблестным правоохранителям, что с ним хорошо обойдутся, просто поговорят, он даст показания, которые сочтет нужным, и поедет себе обратно. Он приехал. Его пытали, заперли, где-то там прятали, потом он со страшными травмами оказался в больнице и через некоторое время умудрился как-то от этой замечательной опеки сбежать и вернуться к себе на родину в Испанию, где уже отказано РФ в его экстрадиции и даже запуске процедуры. 

Этот Антонио Вальдес-Гарсия подал заявление о преступлении, которое совершено в отношении него по поводу этих пыток. В России сначала, потом в Испании, наверное, подаст. Сначала, как законопослушный человек, сделал это в России. Получил ответ. В ответе этом сказано, что он напился, находясь под охраной ОМОНа, уснул на подоконнике, выпал с подоконника в открытое окно. При этом упал на вытянутые ноги и при падении получил двухсторонний перелом челюсти. 

Пожалуйста, смоделируйте себе эту ситуацию. Как уснувший человек падает солдатиком на вытянутые ноги и получает двухсторонний перелом челюсти и множество других травм. 

Так вот в этом замечательном шедевральном документе, помимо всех этих находок, написано, что в обвинении Вальдес-Гарсия Ходорковский не признан его соучастником... Люди обвиняются в одном и том же. Я подчеркиваю: в одном и том же. Вот теперь берем это, подписано тоже каким-то полковником, тоже высокопоставленным, может даже чина генерала (боюсь невольно понизить). И сопоставим. 

Что с этим делать со всем? С этими всеми обвинениями, враньем от имени государства. За все это отвечать же придется? 

Михаил Ходорковский и Платон Лебедев философски относятся к ситуации, в которой они оказались, и просто борются и дерутся за свободу и за правду. А эти люди, просто понимая, что рано или поздно на все эти вопросы придется отвечать, отбросили в сторону не только закон, этические нормы и здравый смысл и все, что вообще человека делает человеком, профессионала профессионалом. Поэтому, там, где подписи нет, они спокойно врут суду, что подпись есть, там, где написан адрес Лондон и улица Виктория Роуд, они говорят — документ подписан или адресован Виктории Роуд. 

Все это смешно, я согласен. И мне смешно, но когда соберешь это вместе, становится уже не смешно, а страшно. И не только потому, что вот эти две судьбы решаются так, а потому, что любого из нас, любого из вас, любого из прохожих — это может коснуться в любой момент.