Доллар = 76,42
Евро = 82,71
Свидетели и потерпевшие не желают добровольно являться в суд
ЛГ: Если однажды вы решите выполнить свой гражданский долг и помешать какому-нибудь злодеянию, то надо хорошенько подумать. История, которая произошла в Санкт-Петербурге с сотрудником метрополитена Александром Шаровым, — другим наука. В прошлый понедельник, как пишет «Московский комсомолец», в квартиру семьи Александра Шарова вломились судебные приставы, чтобы под конвоем доставить господина Шарова в зал суда. Но не как подсудимого, а как потерпевшего, который помог задержать преступника. Судебным приставам велели — они и вломились.
ПШ: Судебный пристав — это машина.
ВП: Вы знаете, опять же не питая каких-то иллюзий в отношении системы судебных приставов, хочу сказать, что действительно есть проблема, когда потерпевший не появляется хотя бы раз на судебном заседании. А допрос потерпевшего, особенно если в деле честный и вменяемый адвокат, совершенно необходим в ходе судебного разбирательства. И действительно, поведение человека, который помог органам правопорядка, не удосужившись хотя бы дойти до суда, тоже трудно назвать гражданским и правильным. Потому что — да, он помог в задержании. Но есть и следующая стадия. Когда после исчерпывающего предварительного расследования начинается судебное следствие и в ходе суда необходимо хотя бы раз появиться и дать соответствующие показания.
ПШ: Я, например, воспринял историю в Петербурге как курьез. Так это, значит, не курьез. Такое возможно?
ВП: Это не курьез. В уголовных делах такое реально. В том числе для судей. Опять же, я совершенно не идеализирую в данном случае судей по уголовным делам. То ужасающее количество обвинительных приговоров (99,5 процентов, по официальным данным судебного департамента при Верховном суде) — это страшно. Но то, что возникают отдельные технические проблемы, например, с доставкой понятых…
Очевидно, это должно было быть сделано не так, как происходило в данном случае. Но то, почему все-таки этот господин не соизволил сам явиться в суд, мне, честно говоря, тоже не очень понятно. В конце концов, если уж он помог обезвредить преступника, то его гражданский долг — хотя бы дойти до суда.
ЛГ: Тут, мне кажется, есть проблема доверия вообще. К судебной системе, к власти и к чему угодно. Многие кричат: «Там еще что-то делают». Показывают: «Тут все не так, вот тут не доверяйте. Все равно вас обманут».
ВП: Вы считаете, что он не пошел в суд, потому что не доверяет суду?
ПШ: А вы думаете почему?
ВП: Я не знаю почему. Но мне кажется, видимо, он счел свой долг исполненным, когда помог задержать правонарушителя. На самом деле это не так. Потому что мало задержать правонарушителя, он должен быть по закону и правосудно осужден. К сожалению, осужден он будет, но далеко не всегда это происходит у нас правосудно. Вот для того чтобы соблюсти эту правосудную процедуру, этот уважаемый господин, который помог задержать правонарушителя, должен был дойти до суда. Я не думаю, что из-за недоверия. Может быть, из-за недостатка времени. Еще что-то. «Я помог, и все. Что вы еще хотите от меня?» Это тоже форма неуважения к суду по большому счету.
ЛГ: Конечно.
ВП: Это не недоверие, а неуважение.
ЛГ: Конечно! Откуда же взяться доверию?
ВП: Хорошо. Это другая проблема. А он уважает те же правоохранительные органы?
ЛГ: Нет, конечно.
ВП: Ту же милицию? Почему же он тогда помог задержать? Ну не оказал бы вообще никакого содействия в задержании преступника. Здесь какая-то двойственная позиция. Помог задержать, но в суд не пойду.
ПШ: Лев говорит о другой проблеме. Неуважение к суду — оно же имеет тотальный характер. То есть этот человек где-то работает. Он приходит к своему начальнику и говорит: мол, слушай, я не могу, меня в суд вызвали. Начальник, говорит: «Да иди ты. Работать надо!»
ВП: Я с трудом себе представляю начальника, который не отпустит по повестке суда. Не знаю, как это происходило на самом деле в данном конкретном случае. Но то, что зачастую действительно и потерпевшие, и иногда свидетели проявляют такое неуважение, имеет место. Это не снимает чудовищной проблемы вообще с нашим правосудием. Это отдельный вопрос, скорее, правосознания наших граждан. То, о чем мы уже говорили.
ЛГ: Да. А с другой стороны, мне кажется, когда все вокруг, со всех сторон, в эфире прямом (сам это делаю, и свидетели есть) говорят, что менты, менты… Ну какое уважение?
ПШ: Фильм называется.
ВП: Мы говорим о разном. Задержать он его помог.
ЛГ: Да.
ВП: А в суд он не пошел. То есть уже вопрос не в ментах, а в отношении к суду. Я уверен, что он его задержал, а менты ему помогли. Здесь изложены факты.
ПШ: А как иначе-то? Он же потерпевший. Он отбивался, ему скрутили руки. Тут пришла милиция: «Помогите». Я думаю, что так на самом деле, а не наоборот.
ВП: Так чего бы ему не дойти все-таки до суда?
ПШ: Не знаю. К суду будем относиться уважительно. По крайней мере мы с Левой.
ЛГ: Постараемся.
Стоит ли вообще говорить о том, что Конституционный суд сам первым нарушает Конституцию! Таким образом, предельный пенсионный срок — 55 лет женщины и 60 лет мужчины. Однако для Конгституционного суда он 70 лет. И вообще нормально ли делить граждан по полу? Если женский, который и без того живет дольше мужского, то должны работать на 5 лет меньше.Возможно от этого и живут дольше? Может пол поменять?